Как - [79]

: любила говорить о еде, причем — чем слаще и липучее, тем лучше. Но за все годы нашего знакомства я почти никогда не видела, чтобы она что-нибудь ела, разве что виноград, йогурт; и по мере ее превращения на моих глазах во взрослую копию самой себя, она была шикарна, стройна, элегантна — или похожа на ребенка-дистрофика с ученой головой, чрезмерно большой на этом худеньком теле (да, верно, конечно, все зависело от точки зрения)

: делала так, что наша дружба уменьшалась пропорционально целому ряду обстоятельств. Чем важнее становилась она сама, тем меньше мы виделись, и тем невзрачнее, невидимее, севернее и андрогиннее я казалась самой себе. Теперь она была стипендиаткой колледжа, и после нашего спора, когда я заявила, что боль, утрата и желание — не просто романтические бредни, а явления, за которые отдельные люди и даже правительства должны нести ответственность, и после того, как я наорала на нее, сказав, что ей нужно больше есть, и особенно — что мы с ней почти уже и не видимся, ну да, после этого-то мы с ней действительно почти совсем перестали видеться

: которую я не видела довольно долго, позвонила вдруг посреди ночи и позвала к себе, спросила меня по телефону, не могу ли я зайти к ней на минутку, мол, очень нужно. Я так и села. Мне понадобилось всего несколько минут, чтобы добраться до нее; я так быстро крутила под дождем педали велосипеда, что, когда доехала, сердце бешено колотилось внутри. Она открыла дверь, и аромат ее духов ударил меня, будто стена: вся комната пропиталась им. Она была в ночной сорочке и с распущенными волосами. Вид у нее был изможденный.

Боюсь, теперь… наверное, не имело смысла вызывать тебя сюда, вздохнула она.

Оказалось, она хотела, чтобы я выгнала из ее комнаты двух ос. Но теперь осы почти сдохли: одна была на столе, другая — на полу за дверью, обе валялись, корчась и извиваясь на спине, подергивая лапками. Я брызгала в них духами, объяснила Эми, и все время промахивалась, мудрено попасть в этих чертовок, я израсходовала почти половину флакона, придется покупать новый.

Она посмотрела на потолок, на бумажный абажур, где от духов остались большие жирные пятна. Потом села. Я заметила, что у нее бледный вид. Она ответила, что перезанималась, что у нее проблемы со сном.

Я собралась уходить, но она удержала меня — нет, Эш, я покажу тебе кое-что, наверняка понравится. Раз уж ты пришла. У меня по шее стекала с волос дождевая вода; она положила полотенце мне на плечи, ее рука коснулась моей мокрой спины, да ты же насквозь промокла, сказала она. Давай-ка уйдем отсюда подальше; она махнула рукой в воздух, в тяжелое облако духов.

Но запах этот проник всюду — и в ее спальню тоже. Она скользнула в постель и натянула на себя одеяло, взяла одну из моих мокрых перчаток и стала разглаживать ее, перекладывая из одной руки в другую. Я присела на кровать, и сердце у меня колотилось так громко, я подумала, что она услышит. Но ее голос заглушал его стук — она что-то говорила. Мне пришлось сделать усилие, чтобы сосредоточиться. «Смешно», и еще слово «но», и слово «испугалась» — вот что она произнесла. Понимаешь, Эш. А что, говорила она, что, если бы этой ночью произошло что-нибудь случайное, ну, например, сюда через окно ворвался бы случайный убийца, случайный насильник?

Ну, он заглянет в окошко и увидит, что здесь я. Не бойся, он сюда не войдет.

Она легонько покачала головой. Сама возможность такого происшествия может заставить это произойти, сказала она и обхватила колени. Дело в самой мысли — в том, что ты позволяешь такой мысли зародиться у себя в голове.

Я ответила, что она говорит глупости, что, в любом случае, это как с вероятностью автокатастрофы, или крушения самолета, или пожара, который может спалить этот дом, правда? Если представишь себе, что это случится, если изо всех сил будешь представлять себе это, то, наверное, этого не случится.

А что, если наши мысли — единственное, что на самом деле существует? Что, если так мы и творим мир, заставляем события происходить, — одной силой мысли? — говорила она.

Но ты же сама знаешь, что это не так, что все иначе, возразила я.

А что, если. Что, если где-то есть кто-то другой, с кем я должна была бы, могла бы вот сейчас сидеть? Что, если где-то еще на земле в этот самый миг есть кто-то, с кем я так и не встретилась, и этот другой человек случайно встречается с кем-то другим вместо меня — именно потому, что все происходит случайно?

По моему затылку пополз холодок. Что ж, сказала я, все еще улыбаясь, пожимая плечами, чтобы прогнать дрожь. В этот самый миг у тебя есть я, верно?

Что, если, продолжила она, как будто я не произнесла ни слова, что, если наши жизни приняли такую форму, какую приняли, ту форму, какую они пока сохраняют, вот так — в силу бессмысленной случайности?

Она заслонила лицо руками, прикрыв глаза моей перчаткой. Я забрала перчатку, встала и просунула в нее руку. Холодная, мокрая. Меня перевели в разряд случайностей, в очередной раз я оказалась кем-то не тем, причем для человека, которому позволила завлечь себя в эту выжидательную полужизнь, в эту чужую страну, в эту ее комнату посреди ночи — только для того, чтобы потом взять меня за плечо и выставить вон, как можно дальше. Ее лицо смотрелось пустой оболочкой, но глаза были испуганными, как у животного, ждущего наказания; она ждала, что я все это выскажу, заявлю об этом вслух, но я так разозлилась, что сказала нечто другое, исполнив обычную свою роль, я сказала: