Как работают над сценарием в Южной Калифорнии - [138]
В первой серии, где протагонист — Женя, проблема, с которой он столкнулся, конкретна и реальна. Он оказывается в Ленинграде и вторгается чужую квартиру и в чужую жизнь. Его цель — вернуться к нормальной жизни: сначала осознать ситуацию, потом найти способ добраться до дома и как-то объяснить невесте, что случилось. На протяжении серии он пытается вернуться «к нормальной жизни».
Во второй серии цель стоит скорее перед Надей, однако началось все с вторжения Жени в ее жизнь. Как только он утвердился в ее доме и в жизни за новогоднюю ночь, перед ней встал ясный и вполне конкретный вопрос: кого из двух мужчин предпочесть? То, что она колеблется в своем выборе, и создает основу любовной коллизии, и обеспечивает динамику сюжета. Женя становится более настойчивым — не зря Ипполит называет его «авантюристом» — и перестает думать о Гале, довольно недвусмысленно заявляя Наде о своих чувствах к ней. Она отвечает взаимностью, но в то же время не может не думать об Ипполите и о том, что они уже фактически жених и невеста. Таким образом, ей приходится искать ответ на острый вопрос, возникший всего несколько часов назад: довериться ли своим чувствам или послушаться здравого смысла, выбрать Женю или остаться с Ипполитом? Но эта дилемма имеет непосредственное отношение к Жене, является результатом его вторжения и касается его самого и его будущего, так что даже такая смена фокуса, когда Женя теряет роль протагониста, остается привязанной к сюжету и совместному будущему обоих героев. Они связаны друг с другом судьбой.
Препятствия
Препятствия и для Жени, и для Нади разнообразны и разнонаправленны. Самое же главное из этих препятствий кроется для них друг в друге. Во-первых, встреча стала для обоих героев неожиданностью, во-вторых, они тут же стали создавать трудности друг для друга, и, наконец, когда в процессе развития сюжета полюбили друг друга, это послужило причиной новых проблем. Ипполит был соперником Жени еще до того, как у последнего возникло какое-то чувство к Наде, да и для нее самой он представлял сплошное препятствие. Во всем — начиная с предвзятого отношения к ней, немедленно возникших подозрений и требований объясниться и заканчивая нападением на «гостя» и откровенным заявлением о том, что роман Нади и Жени неразумен, — Ипполит чинит препятствия обоим протагонистам. Друзья также представляют собой проблему — одни запихивают Женю в самолет, другие заставляют Надю поцеловать Женю, и той приходится подчиниться, чтобы не вызвать подозрений: друзья, которые хотят «как лучше», зачастую лишь усугубляют ситуацию. Даже погода, телефон и дверной звонок создают проблемы для наших героев, тем самым способствуя развитию сюжета.
Завязка и начало
В предпосылке фильма высказывается мысль, что одинаковые названия улиц, однотипные дома с одинаковыми квартирами и стандартной мебелью, даже одинаковые замки с одинаковыми ключами могут нечаянно стать причиной судьбоносного вторжения в чью-либо жизнь. Эта картина единообразия советской эпохи, снабженная едким комментарием в жанре социальной сатиры, на деле не особенно отличается от ситуации со стандартными жилыми домами в Америке тех же лет. А вот что особенно интересно в завязке и начале данного фильма — так это подача зрителю этой самой «взаимозаменяемости», призванная подготовить его к тому, что она послужит толчком к развитию будущего сюжета. Анимационные кадры в самом начале, в которых беспрестанно меняется один и тот же дом, плавно перетекают в изображения реальные — в мириады совершенно одинаковых окон в лабиринте одинаковых улиц с одинаковыми же названиями. Мы узнаем, что даже местные жители не всегда могут отличить один район от другого, — и вот мы уже готовы поверить, точнее, позабыть о своем недоверии к основополагающему элементу, на котором базируется сюжет. Иными словами, мы убеждены, что такое возможно — взять такси в чужом городе, назвать собственный адрес и попасть в чужую квартиру, не догадавшись о том, что едешь не туда. Даже ключ подходит к замку. Если зритель не поверит этой предпосылке, значит не поверит и тому, что за ней последует, и усилия тех, кто рассказывает историю, пропали. Так что совершенно необходимо завлечь зрителя так, чтобы он поверил.
Основное напряжение, кульминация и развязка
Точно так же как вопрос с протагонистом и целью, главные структурные вехи сюжета здесь присутствуют в трех видах. Основное напряжение, кульминация и развязка основного конфликта: и для фильма в целом, и для отдельных ключевых моментов.
Поскольку Женя — протагонист всей истории, то основное напряжение связано с ним. Сможет ли он отстоять свои интересы? Примеры с Галей, матерью и друзьями вроде бы показывают нам, что ему это не по силам, но, поскольку он оказался в экстремальных обстоятельствах — застрял в чужом городе и очутился в чужой квартире, — это напряжение выходит на первый план. Причем основное напряжение сюжета проявляется позднее, нежели напряжение первого эпизода, потому что предполагается, что он (и вместе с ним зритель) осознает, какие препятствия ему предстоит преодолеть, в частности в лице Нади и Ипполита. Его первое побуждение — спрятаться, второе — бежать. Кульминация сюжета также напрямую не связана с кульминационными моментами обоих эпизодов. Она наступает в момент, когда Женя заявляет, что стал другим человеком и произошло это потому, что он встретил Надю. Это происходит в первой трети второй серии, и его слова немедленно требуют проверки возвращением двух ее подруг. Он пытается вести себя самоуверенно, как Ипполит, и становится довольно нахрапистым; да, он изменился, но ему все еще неловко в новом облике. А развязка всей истории наступает в момент, когда он отстаивает свои права на Надю и на то, что они теперь вместе, перед своими друзьями и матерью. Тот Женя, которого мы видели в начале первой серии, так никогда бы не смог, — но он изменился, эволюция характера завершилась, и перед нами действительно совсем другой человек.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».