Как придать своей жизни больше любви и смысла - [43]

Но теперь я уже влипла по-настоящему. Меня била непреодолимая дрожь. Ноги сводило судорогой. Руки так замерзли, что я их уже не чувствовала. А мне еще предстояло подняться на тридцать пять футов, и мои товарищи терпеливо ждали, пока я их нагоню. Я в отчаянии оглядывалась по сторонам, стараясь отыскать выступы, но все они, казалось, были слишком далеко. Я собралась с силами и потянулась к одному из них, но тут соскользнула с выступов, на которых стояла, и повисла в воздухе на страховочных веревках, натянутых теми, кто находился на земле.

Вся группа то и дело давала мне советы, подбадривала, а теперь они стали делать это еще активнее.

— Давай, Барбара, — кричали они снизу. — У тебя все получится! Не останавливайся! Ты только пройди еще один выступ!

Чем больше они меня подбадривали, тем хуже мне становилось. Я предприняла еще несколько титанических усилий, чтобы подтянуться вверх по гладкой стенке, и каждый раз, когда я срывалась, люди внизу ахали.

Я заплакала.

— Я больше не могу, — простонала я. — У меня сил не осталось. Простите, я знаю, что подвела своих партнеров.

Но это, казалось, лишь еще больше распаляло моих товарищей, которые все активнее меня подбадривали, а я плакала от этого еще сильнее горючими злыми слезами. Неужели они не видят, что я выложилась до конца? Неужели они не понимают, что я просто не могу этого сделать?

А потом до меня донесся голос Джеффри.

— Я знаю, у тебя получится, милая! — кричал он. — Не сдавайся! Не поддавайся страху! Просто поднатужься, и найди в себе силы, и постарайся подняться еще чуть выше.

— Не могу, — произнесла я сдавленным голосом. — Я хочу спуститься.

— Нет, ты можешь! — настаивал он, и все внизу поддержали его. — Ты можешь сделать это!

Я истерически зарыдала, потому что знала, что Джеффри не прав. Тут я поняла, возможно первый раз в жизни, что, как бы ни старалась, как бы ни понукала себя, как бы сильно ни хотела этого, я не могу двигаться дальше. Не получится. Я вообще не могла пошевелить ни одним мускулом. Меня полностью парализовало. Охваченная отчаянием, я еще сильнее вцепилась в стену. Я подвела своих партнеров, помешала им достичь своей цели. Я подвела Джеффри. И в первую очередь я подвела саму себя.

Как я перестала понукать людей и полюбила их

Казалось, я провисела целую вечность на этой голой скале. Легкие обжигала боль, тело окоченело, сердце буквально разрывалось на части. Наконец я услышала голос Гая:

— Похоже, она уже на пределе. Пусть спускается.

Я едва помню, как отлепилась от стены, как меня спустили на землю в моем снаряжении. Почувствовав под ногами твердую землю, я рухнула в снег, заплакала, и тут Джеффри прикоснулся ко мне, а потом заключил в объятия.

— Я здесь, милая, — прошептал он. — Я тебя не оставлю.

— Прости. Прости. Я просто не могла. Пожалуйста, прости меня, — все, что я могла выговорить сквозь слезы, повторяя это снова и снова.

— Тс-с-с… — успокаивал он меня. — Ты все отлично делала. Я так тобой горжусь за то, что ты хотя бы попыталась. Я вижу, как ты старалась, дорогая. Так что тебе не за что просить прощения.

— Я чувствую себя ужасно, — говорила я, всхлипывая. — Я не хотела тебя разочаровывать. Я так хотела, чтобы ты мной гордился. Но я просто не могла этого сделать. Просто не могла карабкаться выше. Я просто не могла поспевать за остальными.

Джеффри посмотрел на меня с нежностью и сочувствием и произнес мягко:

— Барбара, вот так же чувствуют себя те, кто окружает тебя в жизни.

И когда я услышала эти слова, у меня словно пелена спала, с глаз. В этот момент я постигла правду о самой себе как об учителе и как о человеке, поняла, что я неправильно истолковывала свое Предназначение. Джеффри был прав. Так же себя чувствовали люди из моего окружения: получалось, что, как бы быстро они ни шли, я двигалась еще быстрее, сколько бы усилий они ни прикладывали, я требовала от них еще большего, они как бы все время задерживали меня, не могли за мной поспеть.

В тот день у стены присутствовали сердца и души всех моих учеников, возлюбленных, друзей, которые так много раз, на все лады, кричали мне, как я своей команде: «Я не могу идти дальше! Я не могу двигаться быстрее!» И голоса, тех снизу, кто подстегивал меня, пусть даже с самыми лучшими намерениями, но не обращая внимания на мои муки, наглядно изображали мой собственный голос, которым я увещевала, подстегивала, умоляла людей, которым я помогала, идти дальше. И вот, лежа в холодной куче тряпья на земле, я усвоила истину:

…все, с кем я общалась в этой жизни, росли так быстро, как только могли, и им нужно было от меня то же самое, что и мне сегодня требовалось от моей команды и от Джеффри, — не суждений, не разочарования, а любви.

…мне нужно, чтобы Джеффри меня любил, даже несмотря на то, что я не смогла забраться на вершину стены.

…мне нужно знать: чего бы я ни достигла, этого достаточно.

…мне нужно знать, что успешным мое восхождение станет не оттого, что я достигла намеченного места; восхождение само по себе — это уже успех.

В тот день, карабкаясь на стену, я поняла о себе как об учителе больше, чем за все годы, когда я проводила семинары. Я уяснила, что учитель относится с почтением к стене и к процессу, через который проходит каждый, взбирающийся по ней. Учитель знает, когда сказать «остановись» и «спускайся вниз». Учитель знает, что в конечном счете нет таких понятий, как «вверх — вниз», «высоко — низко», «лучшие — хуже», — есть просто Стена, и есть то, чему восхождение тебя научит.