Как писать книги - [6]

Как я перечитываю свои книги? Я их перечитываю время от времени. Часа два в полгода трачу на это дело. Вдруг стукнет что-то, возьму с полки и перелистаю. Нет, даже спустя десять лет я не в состоянии быть их читателем, относиться к ним объективно. Я могу перечитать «Завоевателей» — свой наименее популярный фэнтези-роман, типичную «вторую книгу», — и рыдать: «Так гениально я уже никогда в жизни не смогу писать!» Но длится эта эйфория недолго. Спустя пару дней я просто не в состоянии воспринять даже абзац этого текста: неудачный подбор слов, нелепые поступки, неестественные персонажи, как я вообще ухитрилась написать такую лажу — и т. п. И это — относительно книги, которая была сочинена в 1992-м году! Казалось бы, костер давно остыл, а вот поди ж ты.

То же самое может касаться и любого другого романа. Нет, никаким читателем здесь я выступать не могу. Не получается. Это какие-то куски жизни, давно оторванные и отданные людям, меня «там» уже давно нет, но об объективности все равно не может быть и речи.

А что же только что написанные книги? Выхваченные из сердца, немного отлежавшиеся и готовые для первого прочтения? Какими глазами я их перечитываю прежде, чем отдать окончательный вариант читателю?

Ответ, я думаю, здесь очевиден: глазами редактора. Холодного, проницательного, безжалостного и злобного существа, которое вымарает гору прилагательных, вычеркнет целые абзацы, в которых Капитан Очевидность растолковывает читателю смысл только что описанной сцены, и совершит еще дюжину человеконенавистнических деяний.

Читатель так не читает. Читатель сидит в кресле, разинув рот, и простодушно верит всему, что наплел ему автор. Читатель не вымарывает, не вписывает, не заменяет слова. Читатель никогда не ощущает такой кровной связи с текстом, когда «все позволено» и «ничего не позволено», пропасти и бездны, и жизнь и смерть героев в его руке.

Поэтому — нет и нет. Человек не пишет книги, которые хочет прочесть. Человек пишет книги, когда не хочет читать. Человек не является первым читателем своей книги. Он может быть ей редактором, корректором, он может быть ее издателем, иллюстратором, продавцом. Но он никогда не будет ей посторонним.

Так кто же такой он, читатель авторской книги?

Для начала — человек смелый. Имея дело с конкретным писателем, читатель приблизительно представляет себе, чего от него ожидать. Но только приблизительно. Автор — живой человек. Он растет, изменяется, переживает некий личный опыт, иногда тяжелый — утраты, расставания, иногда радостный — рождение детей, общение с друзьями, путешествия. Следовательно, новая книга может (в идеале — должна) оказаться не похожей на старую.

Не всем по душе взросление и изменение стиля писателя. А уж что началось, когда после «Меча и Радуги» и «Завоевателей» я написала «Мракобеса»! Одна сетевая библиотека до сих пор бережно хранит статью читателя (критика?), который гневно клеймит меня с головы до ног. Смысл статьи сводится к тому, что «Хаецкую подменили», «это не она», «не может быть». А если может — то конец всему, не забудем, не простим.

«Мракобес» — типичная третья книга.

Есть такой более-менее работающий расхожий миф о писательской карьере. Сначала автор создает Первую книгу, которая имеет сногсшибательный успех. Угадал, попал в десятку, все в восторге. Ну не все, но куча народу.

Окрыленный, автор тут же пишет Вторую книгу, в которой пытается продублировать успех Первой. Но Вторая книга — это, в общем, не очень оригинальное нечто, там много самоповторов, мало поиска, мало находок. Еще одна фэнтези, скажем так. В моем случае это «Завоеватели». Хотя на самом деле побудительным мотивом в написании «Завоевателей» была все та же любовь к «другим морям и берегам», желание путешествовать в фэнтези-мирах и помучить героев, которым суждено в конце концов спасти мир. Создать максимум трогательных ситуаций и описать некоторых личных знакомых в образе сентиментальных викингов. Но объективно получилась именно Вторая книга. Ее без проблем напечатали, кое-как распродали, пара-тройка поклонников у нее нашлась — после чего она практически забылась.

После жизненного перелома я написала «Мракобеса», который отражал мои тогдашние мысли и настроения, содержал мои тогдашние, скажем так, «творческие поиски» и вообще вырвался из израненной души мрачным вороном с переломанным крылом. «Мракобес» был мне необходим в 1994-м году, вот я его и написала. Это была типичная Третья книга — нечто совершенно неожиданное, созданное после перелома.

Третья книга может вознести автора на высоты (быть может, в успешном продвижении Третьей книги и кроется тайна эффекта «Урсулы»), а может создать ему кучу проблем. Второе чаще.

Постепенно читатели привыкали к тому, что каждая моя новая книга не будет похожа на предыдущие. С годами выработалась моя личная интонация, по которой меня стало легко узнать в любом тексте. Я не боюсь, что начну повторяться. В принципе, многие, наверное, устали от потока новизны. Я вернулась к жанру фэнтези в 2000-м году и написала сказочный роман «За Синей рекой». Но повторить «Меч и Радугу» уже не получается даже при сильном желании — для того, чтобы написать такой роман, нужно быть двадцатилетней, без того тяжелого жизненного опыта, который существенно подпортил мой характер.