Как писать хорошо. Классическое руководство по созданию нехудожественных текстов - [87]

Но еще мне хотелось провести эксперимент. Как редактор и преподаватель я обнаружил, что среди навыков, необходимых сочинителю нон-фикшн, есть один явно недооцененный, хотя и чрезвычайно важный, — а именно умение грамотно выстроить длинную статью. Авторов без устали учат тому, как написать ясное повествовательное предложение. Но стоит им попытаться соорудить что-нибудь более внушительное — очерк или книгу, — как эти замечательные предложения рассыпаются по всему полу, точно сухой горох. Каждому редактору, которому приходилось возиться с пространными рукописями, знаком этот печальный феномен превращения текста в безнадежный хаос. Писатель смотрит только на финишную черту, и ему некогда всерьез задумываться о том, как правильно до нее добежать.

Я стал размышлять, нет ли какого-нибудь способа излечить писателей от этой болезненной сосредоточенности на результате. И вдруг на меня снизошло озарение: я проведу писательский курс, на котором не надо будет ничего писать.

На мой первый семинар пришли две дюжины человек в возрасте примерно от двадцати до шестидесяти, в основном женщины (в этом составе мы и продолжали заниматься). Среди них было несколько репортеров, сотрудниц маленьких пригородных газет, телестанций и отраслевых журналов. Но по большей части здесь собрались люди, имеющие постоянную работу и желающие немнбго научиться писать для того, чтобы разобраться в своей жизни — понять, кто они сейчас, кем были раньше и какое им досталось наследие.

Мы посвятили стартовый урок знакомству и обсуждению основных принципов описания мест и людей. Под конец я сказал: «Давайте договоримся, что к следующей неделе каждый из вас подготовит устный рассказ о каком-нибудь важном для него месте, о котором ему хотелось бы написать. Вы расскажете нам, почему вам хочется о нем написать и как вы хотели бы это сделать». Я никогда не принадлежал к тем преподавателям, которые любят читать сочинения своих учеников вслух, если только это не что-нибудь совсем уж выдающееся: начинающие авторы очень ранимы, и их легко обидеть. Но я подумал, что у них должно хватить смелости на то, чтобы просто поделиться с другими своими мыслями. Ведь пока эти мысли не доверены священной бумаге, их еще можно изменить, перетасовать, а то и вовсе предать забвению. И все же я не знал, чего ожидать.

Первым добровольцем на следующем семинаре оказалась молодая женщина, сообщившая нам, что хочет написать о своей церкви на Пятой авеню. Недавно в этой церкви случился сильный пожар; теперь здание снова ввели в строй, но стены его так и остались закопченными, дерево — обгорелым, а внутри пахло дымом. Моя ученица призналась, что это ее нервирует и она хочет разобраться, что этот пожар значил для церкви и для нее самой как прихожанки. Я спросил, что она предполагает написать. Она ответила, что думает взять интервью у священника, или у органиста, или у пожарных, а может быть, даже у сторожа или регента церковного хора.

«Вы перечислили нам пять хороших заметок Фрэнсиса Клайнса, — сказал я ей, имея в виду репортера из New York Times, который писал тонкие, проникнутые душевностью статьи о событиях местного значения. — Но они недостаточно хороши ни для вас, ни для меня, ни для нашего курса. Я хочу, чтобы вы копнули глубже. Отыщите какую-нибудь связь между собой и местом, о котором вы пишете».

Ученица спросила, какого рода сочинения я от нее жду. Я ответил, что не хотел бы навязывать ей конкретную форму, поскольку в соответствии с замыслом курса мы должны коллективно искать возможные решения. Но так как она наша первая подопытная мышка, я все-таки попробую кое-что посоветовать. «Когда пойдете к мессе в воскресенье, — сказал я, — просто посидите там и подумайте о пожаре. Недели через три-четыре церковь подскажет вам, что значил этот пожар». Потом я добавил: «Бог подскажет церкви, чтобы она подсказала вам, что значил этот пожар».

По классу прокатился легкий вздох удивления: американцы имеют свойство настораживаться при всяком упоминании о религии. Но мои студенты поняли, что я не шучу, и с этого момента тоже стали относиться к моей идее серьезно. Каждую неделю они приглашали нас в свою жизнь, рассказывая о каком-нибудь месте, вызвавшем у них интерес или тронувшем их за душу, и пытаясь придумать, как о нем написать. Первую половину каждого семинара я тратил на обучение ремеслу и чтение отрывков из тех произведений, чьим авторам удалось преодолеть трудности, с которыми боролись мои слушатели. В течение второй половины мы, словно в лаборатории, препарировали организационные проблемы писателей.

Упорнее всего мы бились над проблемой компрессии материала: как выжать связную историю из огромной хаотической массы впечатлений, переживаний и воспоминаний. «Я хочу написать очерк о том, как исчезают маленькие городки в Айове», — сказала нам одна слушательница и пояснила, что с тех пор, как она гостила девочкой на ферме своих деда с бабкой, весь уклад жизни на Среднем Западе подвергся серьезной и, скорее всего, необратимой коррозии. Это была хорошая американская тема, важная с точки зрения социальной истории. Но написать очерк о том, как исчезают маленькие городки в Айове, не под силу никому: получатся голые обобщения, лишенные всякой теплоты. Моей ученице нужно было выбрать