Как Пантюшкин телевизор искал - [2]
Так вот эта самая Мурка сидела теперь возле кровати и в полумраке мерцали ее желтые глазищи. Как попала кошка в запертый дом? Прямо нехорошо стало бабе Клаве.
— Брысь! Блудня… — неуверенно сказала она и тапочкой замахнулась.
Кошка, задрав хвост, направилась в горницу. Баба Клава пошла за ней, но Мурка шмыгнула под буфет.
Почуяла баба Клава неладное. Но пошла дальше по избе, привычно сдвигая ногой половики, и заметила, как в щели ставен пробивается солнце. Тут она поняла, почему ветер холодил босые пятки. Дверь-то в сени открыта! А сенной двери и вовсе нет… Будто никогда и не было. Будто построили сени без дверей.
— Матушки мои! — заголосила Клава Желтоножкина.
Дед Ваня на полатях заворочался, лохматую голову свесил и сказал сонным голосом:
— С днем ангела тебя, Клавдя!
— Нету ее, нет, слышишь, беспрозванный! — еще громче закричала Клава.
— Поди, обсчиталась ты… — не понял ничего дед. — В гнезде погляди. Может, сидит несется…
Спросонья он подумал, что старуха курицы недосчиталась.
— В каком гнезде? — распалилась баба Клава. — Слазь с печки! Дверь пропала…
— Чего?
— Чего-чего… Дверь в сенях пропала! Небось, отдал кому-нибудь, простодыра!
— На что она кому, дверь-то… — Дед Ваня с печки слез, в сени вышел, глаза протер — двери, и правда, не было…
— На что — на что… — передразнила баба Клава. — Людям все надо. Мясорубку соседу давал? Давал! Рубанок давал? Давал! Ты и дверь чужим людям отдал!
Баба Клава не шутила. Она всерьез подозревала старика. А он, не зная, как оправдаться, сказал:
— Я, право слово, никому не давал… Надо у Димки спросить. Может, он со своими пионерами в утиль ее сдал… Они все чего-то собирают — то железо, то бумагу… Может, и до дверей дело дошло…
Баба Клава сдернула с внука одеяло:
— Димка, ты часом нашу дверь не унес?
— Вспомни, внучок, хорошенько… — ласково добавил дед.
— Вы что? — захлопал ресницами Димка. — Выспаться не дают. Каникулы называется…
— А ты почему одемши спишь? — баба Клава заметила, что Димка лежит на раскладушке прямо в рубашке и тренировочных штанах. — Это что за нова мода?
Она хотела схватить внука за ухо, но он ловко вывернулся, и помчался из избы, сиганув через груду половиков в сенях.
— Вот она, дверь ваша! — раздался его голос. — Стоит на крыльце спокойненько. Сами поставили, а на меня кричите!
Баба Клава оторопела. Замерла возле двери и слова вымолвить не могла. Потом высморкалась в фартук и заголосила на всю Гусиху:
— Обобрали! Обобрали до нитки! В самый день рожденья…
Кот Вавила чует преступника
На крышу милиционера Пантюшкина села сорока. Ее увидела милиционерова жена Клариса. И подумала сразу: «Неспроста на нашу крышу сорока села — быть гостям…»
Клариса знала тысячи примет и во все верила. Когда она сажала капусту в огороде, то стягивала волосы на затылке аптечной резинкой так туго, что глаза становились раскосыми, как у зайца. А делала она это для того, чтобы кочаны выросли тугими.
Она и избу на заходе солнца не мела, а провожая мужа на работу, норовила ему соли на макушку насыпать, чтобы уберечь от неприятностей.
Милиционер справедливо считал это пережитками прошлого и сердился на жену. Он заставлял Кларису по утрам читать газеты, а в передней повесил политическую карту мира.
Клариса была неисправима. Стоит коту посмотреть в окно или поцарапать стенку, как она бежала во двор ставить под желоба пустые тазы и кастрюли. Готовилась к дождю, хотя утром по радио пообещали солнечную погоду.
Матвей Фомич сидел за столом в милицейской форме, сияя начищенными пуговицами, готовый уйти на службу.
— Моть, ты завтракал? — спросила Клариса.
— Завтракал, да неудачно. Колбаса на пол упала. Пришлось Вавиле отдать.
— А к нам на крышу сорока села — быть гостям… — сообщила Клариса.
Матвей Фомич ничего на это не ответил, только сильно прихлебнул чай. Он знал, что рано утром, к тому же в будний день, гостей быть не может.
Вавила, толстый, довольный жизнью кот, сидел под столом и облизывался. Это был не простой кот, а подаренный Пантюшкину бывшим вором-карманником по кличке Шивера. Много хлопот доставил Шивера Пантюшкину, но потом вор наконец исправился, завязал с темным прошлым, стал работать на заводе и заниматься спортом. А Пантюшкину в знак благодарности и на память котеночка подарил.
— Неспроста колбаса упала… — покачала головой Клариса. — Это к неприятностям…
Закипел тут Пантюшкин, как чайник. Хотел поссориться с женой. Так и случилось бы. И Клариса сказала бы непременно, что ссора возникла из-за упавшей на пол колбасы. Но в дверь постучали. За дверью оказались бабушка и внук Желтоножкины.
— Мотя, нас ограбили… — заголосила с порога баба Клава.
Внук застеснялся, за юбку ее дернул и прошептал: «Ну, баб…»
— Что баб! Что баб? Вещь из дому вынесли…
— Успокойтесь, гражданка Желтоножкина… — голосом солидным произнес Пантюшкин и стакан с чаем в сторону отставил. — Рассказывайте обо всем по порядку…
— По порядку?! — напустилась на милиционера баба Клава. — По-твоему, Мотя, это порядок, когда из дому телевизоры выносят да в день рожденья как раз…
— Поздравляю вас… — неуклюже приподнялся со стула Пантюшкин.
— Спасибо… — поджала губы Клава.
