Как он похож на ангела - [34]

— Брат Венец давно к вам пришел?

— Примерно через год после того, как построили Башню. Года три назад.

— А Сестра Благодать?

— Она жила с нами еще в горах Сан-Габриэль. Почти все, кто сейчас здесь, там жили, не считая других, которые ушли, потому что поссорились с Учителем. Как мой отец.

— Где сейчас твой отец, Карма?

— Не знаю, — прошептала она. — И спрашивать об этом нельзя. Когда кого-то исключают из общины, даже имя его нельзя употреблять.

— Ты когда-нибудь слышала о человеке, которого зовут Патрик О'Горман?

— Нет.

— Можешь запомнить это имя — Патрик О'Горман?

— Да, а что?

— Ты мне очень поможешь, если будешь слушать, не произнесет ли его кто-нибудь. И пусть это будет нашей тайной, как мазь. Договорились?

— Да. — Она потрогала щеки, лоб, подбородок.

— Вы правда думаете, что я буду красивой, когда пройдут угри?

— Не сомневаюсь.

— Как вы перешлете мазь? Учитель вскрывает всю почту и выбрасывает лекарства. Он считает, что помогает только вера, а не доктора и лекарства.

— Я ее сам тебе привезу.

Было темно, и Куинн скорее почувствовал, чем увидел, как она то ли протестующе, то ли испуганно вытянула вперед руку.

— Не надо, мистер Куинн, они против того, чтобы вы приезжали. Они говорят, что вы хотите причинить нам зло.

— Это не так. Сама по себе община меня не интересует.

— Почему же вы приезжаете?

— Первый раз — случайно, второй — чтобы повидаться с Сестрой Благодать. Она просила меня узнать кое о чем.

— Честное слово?

— Да… Карма, уже поздно. Если ты сейчас не вернешься, нас линчуют.

— Меня еще не успели хватиться. Я сказала, что ложусь спать, а мама будет допоздна занята на кухне. Я думала, — с горечью добавила Карма, — что через час буду на полдороги к городу. Но, видно, мне тут придется торчать всю жизнь, и я стану такой же грязной, уродливой и старой, как они. Я хоть сейчас готова умереть. Тогда я попаду в рай, потому что не успела совершить ни одного греха — не носила красивых платьев и туфель, не пререкалась с Учителем, не мыла каждый день голову душистым шампунем.

Куинн вышел из машины и открыл перед Кармой дверцу. Она неуклюже и медленно выбралась наружу.

— Найдешь дорогу в темноте? — спросил Куинн.

— Я по ней миллион раз ходила.

— Тогда пока!

— Вы правда вернетесь?

— Да.

— И привезете мазь? Не забудете?

— Нет, — сказал Куинн. — А ты не забывай, о чем я тебя попросил.

— Вы насчет Патрика О'Гормана? Я, конечно, буду прислушиваться, но вряд ли что-нибудь услышу.

— Почему?

— Нам запрещено говорить о людях, которых мы знали в прежней жизни, а среди Братьев Патрика О'Гормана нет. Когда я ухаживаю за Матерью Пуресой, то часто читаю тетрадь, в которую Учитель записывает прежние имена. Там нет О'Гормана. У меня очень хорошая память.

— Ты помнишь имя Сестры Благодать?

— Конечно! Мария Алиса Фезерстоун. Она жила в Чикаго.

Куинн спросил о других, но их имена тоже ничего ему не говорили.

В свете луны он видел, как Карма идет обратно. Она шла широким, энергичным шагом, как будто раздумала умирать, догадавшись, что недалек тот час, когда можно будет грешить напропалую.

Куинн доехал до Сан-Феличе, снял номер в мотеле и заснул под звуки прибоя, бьющего о мол.

Глава 10

К девяти утра солнце выжгло туман над морем, и оно, лежащее почти неподвижно, было испещрено разными цветами: небесно-голубым на горизонте, коричневым в местах, где росли водоросли, и серо-зеленым в бухте. Воздух был теплым и неподвижным. Двое крошечных ребятишек сидели в паруснике величиной с ладонь, терпеливо дожидаясь ветра.

Куинн пересек песчаный пляж и направился к молу. Контора Тома Юргенсена была заперта, но сам Юргенсен сидел на бетонной стене и разговаривал с седым человеком в морской фуражке, синем кителе и белоснежных брюках. Когда Куинн был совсем близко, морской волк сорвался с места и сердито зашагал к причалу.

— Ты вернулся или не уезжал? — угрюмо спросил Юргенсен.

— Вернулся.

— Я же просил тебя подождать неделю-другую, а не день-другой.

— Мне захотелось с тобой поболтать, — сказал Куинн. — Я не за деньгами. Кто этот моряк?

— Один тип из Ньюпорт-Бич. Не отличает компаса от метлы, но у него восьмидесятифутовая яхта, и он считает себя адмиралом флота и повелителем ветров… Сколько у тебя денег, Куинн?

— Я тебе вчера сказал — ни гроша.

— Хочешь подработать?

— Где?

— У этого адмирала. Ему нужен сторож, — сказал Юргенсен. — Он разводится с женой и из кожи вон лезет, чтобы ей насолить. Вчера, например, его осенила гениальная идея: перенести все, что лежит в сейфах, на борт «Красы морей», пока нет решения суда о разделе совместно нажитого. Но, с другой стороны, ему страшно, что жена узнает, где теперь сокровище, и высадит на яхту десант.

— Я в яхтах не разбираюсь.

— И не надо. «Краса морей» простоит на приколе до тех пор, пока не будет сильного прибоя — в штиль она через перекаты не пройдет. Дней пять-шесть тебе обеспечены. Сиди себе на палубе и отгоняй хищных блондинок.

— Сколько он готов платить?

— Требуй семьдесят пять долларов в день, он в панике.

— Его зовут адмирал Нельсон?

— Альбан Конноли. Он женат на бывшей голливудской старлетке. В Голливуде все женщины моложе тридцати — старлетки. — Юргенсен закурил. — Решай. Шезлонг в тени, пиво, карты. Адмирал готов играть от восхода до заката.