Как на Дерибасовской угол Ришельевской - [43]

Генеральша даже не спросила, кто это приканал до ее в гости у дневное время. Потому что была приучена жизнью: если к ней звонят у дверь, значит имеют на это полное право. Эти так называемые менты спокойно заходят до ее хаты, а генеральша вместо того, чтобы предложить им расположиться поудобнее в двадцати метровом холле и выпить рюмку кофе, интересуется с дрожью в голосе, чего они приперлись. Видимо, дама чувствовала, что генеральский погон не всегда гарантия против тюремной камеры, а такая толпа не вламывается запросто на палку чая. Так офицеры не такие кровожадные, чтоб пугать беззащитную женщину привычными с детства репрессиями со стороны государства. Они просто запирают ее в шикарном туалете, на который кое-кто бы с удовольствием поменял свою жилплощадь, и начинают устраивать в хате шмон. Причем ведут его так тщательно, словно это не переодетые офицерами рядовые налетчики, а самое настоящее бандформирование имени Феликса по кличке Железный с его днями «Мирного восстания». И сколько бы генеральская мадам не звала из своего сортира на помощь, так кроме спустить воду ни о чем не могло быть и речи из-за хорошей звукоизоляции. А эти проклятые бандюги набивают у чемоданы то, что дает родина генералитету за его тяжелую жизнь, и растворяются из дома со скоростью бразильского кофе на бакалейном складе города.

Эта скорость не очень понравилась обкому. Потому что сегодня какой-то нищий по сравнению с ними сосед-генерал, так что будет завтра, если не выгонят с работы, откуда можно тянуть больше, чем из какого-то комбината, хотя в кабинетах только столы с бумагами под портретом свежего вождя? И чтоб трудящиеся могли спать спокойно в такой обостренной криминогенной обстановке, со скоростью скумбрии, эмигрировавшей в Турцию, косяком пошли совещания по безопасности рабочих и крестьян, напичканные словами «разработать» и «в свете решений исторического». Вся эта полова льется на головы ментов, которые вместо того, чтобы бороться с преступностью, не смогли защитить генеральскую хату. Как будто они виноваты, что этот простой советский генерал сармачнее шереметьевского грузчика, и даже Капон такой наглости не смог пережить.

Так что генерал освободил жену из туалета и стал утешаться песней «Раньше думай о Родине, а потом о себе». А менты, позабыв за свои распри, ринулись искать его трудовые сбережения из чемоданов в свете очередного постановления партийных органов. Потому что первый секретарь клялся своим партбилетом их главному начальнику: если он не найдет генеральские бебехи, так пойдет со своей нелегкой работы совсем на другой орган, чем тот, который им командует.

Как всегда в таких случаях, у Капона было твердое алиби, зафиксированное мягким скандалом в районной поликлинике. За Пилипчук и говорить нечего; когда генеральша бегала по стенам собственного сортира от свалившейся на нее радости в погонах, Майка декламировала ценники на груди чуть-чуть не ставшего диссидентом Гончаренко.

9

Пока вся милиция города чертыхалась от арии «Как хорошо быть генералом», к отдыхающему после очередного спора Капону заявился передовик производства Фаткудинов, который еле дышал у порту под тяжестью сразу трех ударных вахт «60-летию СССР — шестьдесят ударных декад», «Шестидесятилетию Минморфлота — шестьдесят ударных недель», и «40-летию обороны Одессы — 73 трудовых рекорда». Фаткудинов, правда, не совсем понимал, в честь чего он сегодня прется на смену, но это не мешало ему воровать все более ударными темпами.

Небольшое интернациональное звено, которое организовал Фаткудинов, предпочитало разгружать суда по самому прямому варианту «борт-карман». Вместе с Фаткудиновым эту сложную технологическую линию обслуживали докер Молодцов и водитель Гарий. У каждого из этих ребят была такая трудовая биография, которая впрямую помогла им сбиться в неформальный коллектив друзей-единомышленников.

Именно Молодцов стал главным героем обработки теплохода «Ленинский пионер». Это не удивительно, учитывая, что судно гоняло по вьетнамской линии, регулярно доставляя в Одессу пусть поганую рисовую, но все-таки водку. Удивительно другое: то время, когда Молодцов забрел на борт судна, водки на нем вовсе не было.

В ту ночь Молодцов приперся на смену сразу после именин в одних носках, потому что шнурки напрочь саботировали завязываться. Бригадир смотрит на докера Молодцова и понимает: единственное, чего можно ждать от этого передовика, так это очередной неприятности в честь любой из трех ударных вахт. Но бригадир не больной же на всю голову, чтобы отстранять от работы марширующего на четвереньках Молодцова. Потому что твердо знает: из-за одного пьяного премию забирают у всей бригады. И поэтому грузчики нежно укладывают баиньки под складом порывающегося влезть на судно Молодцова. А тот, несмотря на отсутствие обуви, все равно нарывается на трудовой рекорд. Пришлось ему популярно объяснить, что бригада перерабатывает деревянный паркет, а не апельсины, мясо и прочие бананы, перегружать которые Молодцов любил больше всего на свете. И этот докер уснул со спокойной совестью.

Так во время смены одному из грузчиков чего-то на всякий случай залезлось в соседний трюм. И он видит, что бригаду здорово надурили, заставив трудиться всего одним ходом по варианту борт-склад. Потому что у том предусмотрительно закрытом на ночь трюме бесшумно лежали знаменитые вьетнамские покрывала, от которых сходили с ума гости нашего толчка с золотыми зубами под тюбетейками. Бригада с ходу объявила себе перекур от этого паркета и полезла ударно мацать шелковые покрывала. Каждый грузчик старался кто во что горазд, а один шустрый так вообще за десяток вьетнамских тряпок нанял целый грузовик. В общем, вся бригада напрягается под импортным грузом, а Молодцов, как последний дурак, храпит под это событие. Но, видимо, страсть к ударному труду поборола сон, потому что Молодцов все-таки продирает глаза и видит, что люди носятся туда-сюда пешком с какими-то узлами за спинами, а не с паркетом впереди погрузчиков. И когда он принюхался повнимательнее до того, чем разжились вместо паркета эти ударники коммунистического труда, так стал сильно злой на них за то, что не дали работать с первых минут смены. И бесшумно в одних носках полез на судно чисто с яростью диверсанта, стремящегося его взорвать пусть ценой своей жизни.