Как на Дерибасовской угол Ришельевской - [35]

В один прекрасный день до Рыжего Боцмана заявляется Спорщик и вместо «здрасьте» клацает своей челюстью что-то насчет семейных трусов так же разборчиво, как Леонид Ильич с трибуны съезда за окончательное построение коммунизма. Рыжий понимает: Капон хочет за что-то поспорить, причем так крупно, что аж волнуется. Зато Боцман не переживает и терпеливо ждет, когда изо рта Спорщика перестанут вылетать слюни и непонятные звуки, а золотой запас в виде челюсти ляжет на свое родное место. После того, как Капон опрокинул в себя стакан ледяного вина, его вставная челюсть успокоилась и он почти внятно предложил Боцману пари на двадцать тысяч. И за что спорил этот старый босяк? Он спорил за то, что у одного подполковника милиции эти самые пресловутые сережки будут висеть у семейных трусах от одесского перрона до самого Киева. А чтобы по дороге те брюлики не растворились от чрезмерного подполковничьего напряжения, с ним у вагоне поедут еще два мента, одетые под инженеров перед тринадцатой зарплатой. И Спорщик мажет на двадцать штук, что эти самые сережки будут украшать семейные трусы подполковника, а Боцман отвечает ему за то, что если они таки-да зашиты в таком сейфе, то Капон может начинать экономить слюни для подсчета купюр.

Через пару дней Рыжий, нагло припирается на вокзал и делает из себя страшный вид, что соскучился за этой мамой русских городов, как аицын паровоз — хоть по шпалам маршируй. И лезет у вагон с билетом на кармане, в белой панаме, как у приезжего придурка. Что там было в вагоне ночью, так то покрыто мраком неизвестности. Потому что хотя Боцмана уже нет на этом свете, но те двое ребят, которые ехали вместе с ним, еще живы-здоровы, более того — один из них продолжает бегать по Одессе. Короче говоря, до Киева доехали подполковничьи трусы у таком виде, что их можно было только штопать погонами, потому что Рыжий рассудил: произведениям ювелирного искусства место в ушах прекрасной женщины, а не возле ментовских яиц.

Так менты же этого не хотят понять. Они почему-то обижаются, когда на их налет приходится еще чей-нибудь. И начинают мотать нервы у всего города, как будто эти поганые сережки последний актив Государственного банка Страны Советов. И дергают всех кого не лень, а вместе с ними и Капона, который, как всегда, оказался прав в честном споре.

4

И вот сидит у собственном кабинете несчастный мент с опухшей от бессонницы мордой по поводу этих поганых сережек. Очередным стаканом водяры он гонит от себя желание упасть со стула на пол и увидеть во сне знакомую с детских лет рекордистку колхоза «Червоне дышло» корову Зорьку. Но, несмотря на допинг, мент почему-то все равно вспоминает родной колхоз, из которого он сбежал бы даже на дно морское без акваланга, не то что в милицию с квартирой. И ему становится грустно, что малахольное начальство требует этой поганой бижутерии, вместо того, чтобы найти наподобие у какой-то другой хате или магазине «Радуга», который к тому времени еще не успели подломить через подкоп.

В то время до его кабинета культурно заволакивают Капона и менту становится еще грустнее. Потому что он смотрит на морду гражданина и видит: перед ним сидит еще тот прыщ на теле матери-природы. Мент заранее знает: что ни спроси у этого деятеля, так он даже из-под кулаков больше чем «не знаю» ничего не вспомнит. Поэтому мент решает сломить известного в городе и особенно в милицейских кругах Капона психологикой.

А Капон нагло делает из себя скромный вид. Потому что кумекает: в этом заведении его особенно любят и в знак того хранят фотокарточки капоновской морды аж у двух разных экземплярах. Но мент же не такой придурок, чтоб в лоб спрашивать это счастье с шестью судимостями: не пробегали ли мимо его носа сережки из уже капитанских трусов? Потому что если найти за человеком какую-то гадость, то даже немой вполне может разлепить губы на нужную информацию. Так что мент заинтересовался: на какие это доходы существует Капон, когда его целых три года не видела ни одна камера любой из союзных республик?

Капону бояться нечего, хотя лишний раз по морде получить тоже не хочется. Потому что он в завязке и менты за то знают не хуже, чем за таблицу умножения и деления конфискованного имущества. Он честный спорщик и, к примеру, вчера выиграл целых три рубля: забил, что мусорная куча у его подъезда проживет ровно год и даже больше.

А мент ему в упор не верит из-за своей профессии. И водка, вляпанная в могучий организм для четкой работы, видимо, была настолько паршивой, что только она, ну и конечно, бдительность, помогла Капону навечно обессмертить свое имя и стать одной из воровских легенд.

Мент предложил Капону забить с ним пари и на деле доказать, что от этого можно не умирать с голоду. Спорщик с ходу согласился и заявил, что готов расстаться с полтинником, если не сумеет укусить свой левый глаз. Мент тут же достал из кармана два четвертака и положил их сверху денег этого старого проходимца. Капон вздохнул и без долгих родов вытащил изо рта вставную челюсть, укусил этим золотом свой левый глаз и по-быстрому сгреб деньги со стола, чтоб мент не успел передумать.