Как мы умираем - [50]

— Итак, теперь, когда вы знаете немного больше о том, чем мы занимаемся, как, по вашему мнению, можем помочь вам? Сегодня, к сожалению, у меня закончились гробы, поэтому все, что могу сделать — это помочь вам чувствовать себя немного лучше.

Теперь она улыбается широкой ослепительной улыбкой и говорит:

— Вы можете помочь с болью в ногах?

— Расскажите мне все о ней.

Я беру ручку, чтобы делать заметки, пока она говорит, и задаю дополнительные вопросы, чтобы убедиться, что все поняла.

Ронни рассказывает мне о боли и ее влиянии. Пациентке 32, она мать семилетней дочери и девятилетнего сына. Она живет с Дэнни — отцом ее дочери и отчимом сына. Он работает упаковщиком в местной почтовой компании, где она была секретарем. Семейный бизнес позволял иметь много свободного времени, а у Дэнни был гибкий график и возможность ее поддержать.

Ее мама живет за углом, а две сестры неподалеку.

— Утомительно поддерживать все на высоте, — говорит она, — но мне нужно содержать дом в чистоте, чтобы они не волновались.

Проблема в том, что она хочет, чтобы все выглядело нормально, чтобы люди не думали, что она больна. «Нормально» включает тщательно убранный дом («Не выношу ни пылинки на ковре!») и невероятно узкие джинсы — я действительно не представляю, как она в них влезает, но выглядит, несомненно, великолепно и стильно.

Она говорит, что боль начинается в ягодицах, а затем выстреливает в ноги, как удар током. Особенно сильной она становится при сгибании бедер (например, когда садится на стул) и иногда будит ее, когда она переворачивается во сне. У нее также бывают боли в нижней части живота, где кожа кажется подозрительно жесткой.

Я прошу ее раздеться, чтобы взглянуть на ноги. Девушка исчезает за ширмой, и я слышу, как она пыхтит и выдыхает, пытаясь снять узкие джинсы. Когда я отодвигаю ширму, она безмятежно лежит под одеялом. Спросив разрешения, я убираю одеяло, чтобы осмотреть ее. Грудная клетка в порядке, сердце работает нормально, но на коже живота отпечатались швы и молния джинсов — это указывает на избыток жидкости.

Мы вместе осматриваем ее ноги. Кожа блестящая и тугая из-за скопившейся жидкости — опухоль сдавливает вены ее таза. Мышечная сила ног в норме — я прошу ее сопротивляться моим попыткам согнуть или выпрямить каждый сустав. Это вызывает у нее сильный смех, особенно когда я проверяю рефлексы маленьким молоточком. Проблема в чувствительности ног. В местах стреляющих болей кожа менее чувствительна, и когда глаза пациентки закрыты, она не может ощутить разницу между острым предметом и ватным тампоном.

Накинув на нее одеяло, я наблюдаю за встревоженным лицом, когда она ждет приговора.

— Ронни, в этом нет ничего неожиданного. Вы хотите одеться, прежде чем мы продолжим разговор?

— Можете ли вы сделать что-нибудь, чтобы боль прекратилась?

— Я думаю, мы можем помочь. Вам помочь одеться? Затем мы сможем обсудить план лечения, чтобы вы чувствовали себя комфортно.

— Я сама, спасибо, — она быстро отклоняет мое предложение, и я оставляю ее за ширмой. Делая записи, я слышу, как она с усилием натягивает брюки обратно.

Как только Ронни снова аккуратно садится в кресло, мы обсуждаем ее болевые ощущения более подробно. Боль, появляющаяся в областях, где чувствительность кожи нарушена, обычно связана с повреждением нервов. Существуют специальные методы лечения, которые работают лучше, чем обычные обезболивающие при невралгии, и я предлагаю ей попробовать один из них. Я передам рекомендации ее врачу, который выпишет рецепт. Она соглашается.

А потом я спрашиваю о джинсах. Интересно, если она начнет носить что-нибудь более свободное, ослабит ли это давление на нервы таза? Где-то в глубине Ронни прорывается плотина. Она смотрит прямо на меня, пытаясь смахнуть ресницами слезы, переполняющие ее глаза, и делает глубокий неровный вдох. Ее рот открывается, чтобы ответить, но вместо этого из него вырывается глухое воющее рыдание, сотрясающее все тело. Затем она судорожно всхлипывает, скручивает руки и качается на стуле. Сидя так близко, что наши колени почти касаются друг друга, я молча протягиваю ей платок за платком. Проходит целая вечность, прежде чем приступ прекращается. Она сморкается и смотрит на меня, бормоча: «Извините...».

— Вы можете рассказать о том, что только что произошло? — мягко спрашиваю я.

Я знаю, что мысли, которые беспокоят нас больше всего, самые глубокие и мрачные страхи, как правило, подавляются и вытесняются, чтобы позволить нам жить повседневной жизнью. Только выходя на поверхность, они вызывают эмоциональную реакцию. Теперь Ронни сможет лучше распознать эти ужасные мысли, пока ее переживания все еще ощутимы. Но это сложный вопрос, и она может не захотеть вытаскивать все наружу.

— Я не знаю, — ее первая реакция, за которой следует: — Я всегда думала, что если начну плакать из-за всего этого, уже никогда не остановлюсь.

Она всхлипывает и смотрит на мокрые носовые платки в руке. Снова плачет, но теперь уже спокойнее. Затем решительно поднимает подбородок и говорит:

— Это я. Так я выгляжу. Если не смогу выглядеть так, — взглядом показывает на джинсы, ее голос дрожит, но она заканчивает, — тогда больше не буду собой.