Как мы меняемся (и десять причин, почему это так сложно) - [97]
Если идущие вверх осознают смысл этого подъема, располагают поддержкой группы людей или повышенной самооценкой, идти им легче, а склон кажется не таким крутым.
Когда вы берете курс на преобразования, оценка сложностей – лишь половина дела. Вы смотрите в лицо предстоящим переменам и определяете, насколько крут подъем и сколько нужно приложить усилий, чтобы попасть из точки А (где вы сейчас) в точку Б (где находится ваша цель). Вторая часть работы – это оценка угроз: что произойдет, если вы плохо себя почувствуете или столкнетесь с опасностями на пути.
Как отметил мой коллега по изучению боязни надежды Кент Харбер в своей работе «Ресурсы и восприятие», наше ощущение угроз также зависит от доступа к ресурсам.
В ходе исследований Харбер[186] поместил живого тарантула в прозрачный ящик из органического стекла, который подвесил на удочку. Этот ящик опускали перед участниками эксперимента. Людям с заниженной самооценкой казалось, что тарантул ближе к ним, чем он был на самом деле. И, что наиболее важно для нас сейчас, в тот момент Харбер и его коллеги по лаборатории воздействовали на самооценку испытуемых. Группа, продемонстрировавшая высокую самооценку, вспоминала случаи, когда окружающие им существенно помогли; в другой группе испытуемые воскрешали в памяти ситуации, когда не получили поддержки.
В моем понимании труд Харбера и многие другие исследования в области социальной психологии, изучающие взаимосвязь социального статуса, мотивации и умения оценивать угрозы и сложности, – это история о способности воспринимать себя как надежное судно, которое может проделать путь из одной точки в другую. Наше исследование боязни надежды подкрепляет этот тезис: чем меньше подобных ресурсов у испытуемых, тем сильнее боязнь надежды. Когда, помимо прочего, ваша самооценка высока, вы верите, что окружающие подхватят вас, если вы оступитесь, в жизни есть смысл и он стимулирует достигать определенных целей, а вера в свои силы и самоуважение сильны; вы ощущаете, что экипаж под названием «я» потянет тяжелый груз ответственности ваших стремлений и целей и доставит туда, куда нужно.
Результаты социально-психологических исследований и здравый смысл подсказывают, что опыт общественной жизни может как укрепить, так и подорвать вашу способность проявлять настойчивость. Когда социальные ресурсы в избытке, финишная черта кажется близкой и достижимой; если же потенциала не хватает, эта линия – лишь неясная тень далеко на горизонте.
Почему ресурсы имеют такое большое значение? Ответ очевиден. Человек – социальное животное, возможно наиболее социальное из всех. Как отмечает авторитетный биолог Уилсон в своей работе, наши мозги спроектированы специально для социальных контактов и мы в большей степени зависим от коллективной работы и взаимодействия, чем от инстинкта выживания[187]. Когда мы не связаны с другими, мы ощущаем себя не в своей тарелке и уделяем больше внимания удовлетворению своих основных нужд и безопасности, вместо того чтобы рисковать и самосовершенствоваться. Я считаю, что это абсолютно верно. Но все эти исследования доказывают лишь, почему социальные взаимосвязи и поддержка так важны для нас. Они не объясняют, каким именно образом это помогает.
Я полагаю, что чем крепче ваши связи с окружающими, чем больше последние вас ценят, тем выше склонность рисковать, осознавая свою единоличную ответственность, так как вы верите, что сеть ваших взаимоотношений поймает вас, если вы упадете (есть ли что-то более надежное?). Позитивный социальный опыт питает вас, внушая, что вы хоть и одни, но не одиноки: есть человек или группа людей, которые осторожно поднимут вас и отряхнут пыль, если что-то пойдет не так (и снова мы прослеживаем аналогию с ребенком, у которого хорошие отношения с родителями).
Даже Гарольд[188], обладатель фиолетового мелка, на самом деле не одинок. На первой странице книги он в растерянности, его окружает хаотичный клубок фиолетовых линий. Но затем он рисует луну. Луна освещает ему путь. В лунном свете малыш может видеть и рисует «длинную прямую дорогу, чтобы не потеряться», она ведет его вперед. Гарольд пускается в путь, и история начинается, а луна следует за ним, перескакивая со страницы на страницу, всегда на небе. Ему не нужно рисовать ее снова. Даже когда малыш возвращается домой, залезает в нарисованную им же кровать с простынями и засыпает, выпуская из рук фиолетовый мелок, луна все на том же месте, охраняет его сон, заглядывая в окно.
Я считаю, что луна – это образ родителей малыша либо социальных связей в целом. Что-то, что мы, взрослые, воскрешаем в памяти, когда нужно двигаться дальше. Гарольд проделал свое путешествие в одиночестве, но «в присутствии других» (помните, я цитировал Винникотта?)[189]. Малыш всегда ощущал, что кто-то с ним рядом.
«Кто подхватит меня, если я упаду?» – вот самый тревожащий из всех тревожащих вопросов. «Я буду рядом, что бы ни случилось» – выдающийся манифест веры. Без заряда, который мы получаем от социальных взаимосвязей, сложно двигаться вперед. Это верно для всех, неважно, воспитали вас крепкими орешками или скулящими котятами.
