Как мы меняемся (и десять причин, почему это так сложно) - [87]

– Хорошо, думаю, я понял. Что произошло бы, если бы тебе не предложили новую работу, если бы ты никогда больше не нашел новое место? Это решило бы проблему?

– Вот это-то и странно, что в каком-то роде решило бы. Мой статус безработного – вроде обвинения: «Только посмотрите, что вы наделали!»

– Как будто такой вариант развития событий был бы более справедливым?[160],[161]

– Очень странно, но это так. Я сейчас вспомнил нечто похожее. Однажды, когда я был маленький, мама пообещала, что на ужин будут макароны с сыром. Получилось так, что она забыла об этом и приготовила хот-доги, которые обожала моя сестра. Я был очень огорчен. На самом деле я очень любил хот-доги – предпочитал им лишь макароны с сыром. Но я притворился, что они мне не нравятся, будто я давлюсь, «пытаясь» их есть. Все это очень похоже на то, что происходит со мной сейчас.

– Новая работа – это словно хот-дог?

– Да, хотя на самом деле это макароны с сыром, – Дэйв покачал головой и снова рассмеялся. – Что я здесь делаю? Это лучшее, на что я мог надеяться, а я веду себя как нытик!

– Похоже, на предыдущей работе тебе действительно пришлось туго, Дэйв.

– Несомненно. Но плевать на них. Новое предложение просто супер!

Неприятности, случившиеся с Дэйвом, не идут ни в какое сравнение с тем, через что пришлось пройти Элисон. Но кое-что объединяет этих двух людей: несправедливость. Когда мы с ней сталкиваемся, возникает несоответствие между нашим видением мира, ожидаемым к нам отношением и тем, что происходит на самом деле. Помните «эффект Зейгарник» – психологическую потребность помнить о незавершенном действии? Отказ двигаться дальше и зацикленность на несправедливости может отражать потребность ликвидировать ее, разрешить конфликт между своей уверенностью в том, как с вами должны были поступить, и тем, как поступили на самом деле.

Отказываясь от изменений, мы часто храним память о несправедливости; это обманная попытка что-то исправить. В этом случае отрицание перемен сродни выжиданию. Мы цепляемся за плохое, пока не восторжествует добро. Проблема в том, что такие попытки восстановить справедливость никогда не бывают эффективными. Единственный способ разрешить противоречие – вернуться, насколько это возможно, в то состояние, в котором вы находились до травмирующего события. А это означает двигаться вперед, несмотря на случившееся. Ничего не менять, злясь на окружающих, или продолжать идти, вопреки их отношению, – это ваш выбор. Первый вариант обычно не работает. Как гласит поговорка: «Обида – это яд, который пьет человек в надежде, что отравится кто-то другой».

Результаты исследования демонстрируют, что чем больше вы ее боитесь, тем сильнее верите в то, что окружающий мир можно контролировать. Но при этом считаете, что он не так уж благосклонен и щедр к вам. Эти понятия взаимосвязаны, и нельзя сказать, порождает ли страх надежды определенное отношение ко всему вокруг, или наоборот. Вместе с тем примеры Дэйва и Элисон предполагают причинно-следственную связь: когда мы верим в справедливость, а сталкиваемся с обратным, мы боимся надеяться. Это происходит потому, что, надеясь и позволяя этому чувству вести нас вперед, мы уже не рассчитываем на справедливость. Мы опасаемся надежды, так как она угрожает разрушить тот памятник, который мы воздвигли своей боли, застыв в подавленности.

Элисон ясно дала понять: чтобы восстановиться, надо изменить отношение к травмирующему опыту прошлого, а в результате изменится и отношение к нему окружающих. Это справедливо для любых перемен, неважно, случилось с вами что-то плохое или нет. Изменяясь, вы преобразуете свои взаимоотношения как с другими людьми, так и с самим собой. Девятая и десятая причины не меняться связаны со страхом таких изменений.

ДЕВЯТАЯ ПРИЧИНА: СОПРОТИВЛЕНИЕ ПЕРЕМЕНАМ ЗАЩИЩАЕТ ОТ ИЗМЕНЕНИЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ С ОКРУЖАЮЩИМИ

Положительные преобразования неизбежно повышают риск неопределенности и даже конфликта в отношениях.

Один из моментов, который мне нравится в отношениях с женой – может быть, больше всего, – что ее умиляют мои причуды. Ребекка держит в голове нечто вроде хит-парада всех нелепых и забавных ситуаций, в которые я попадал. Однажды, когда мы только поженились и были ограничены в средствах, я пытался вернуть в местный хозяйственный магазин кресло Mamasan, найденное на помойке: подросток за прилавком меня отчитал, я попятился к двери, отрицая факт мошенничества, и побежал к машине. В другой раз я на полуслове прервал официантку, которая перечисляла, как мне послышалось, мясные блюда, заявив: «Ни слова больше! Мы вегетарианцы». (Официантка называла сорта пива.) А вот еще: проходя через службу безопасности в аэропорту, я во весь голос, привлекая внимание всех вокруг, заорал жене: «Слишком бледный!», лихорадочно сжимая распечатанный дома билет, который сканер только что вернул.

Такие мелкие глупые неприятности подрывают образ серьезной публичной личности (или, как сейчас говорят, крутого парня), который я создаю. Они выставляют меня неуклюжим, сконфуженным, допускающим ошибки. Я люблю рассказывать Ребекке о таких происшествиях. Слушая мои рассказы или наблюдая за моими злоключениями, она частенько говорит: «Как забавно!» И я знаю, что она добавит этот случай в свой хит-парад. Иногда мы вспоминаем такие происшествия – это все равно что вместе посмотреть старый фильм со Стивом Мартином: сентиментальная парочка держится за руки и наблюдает, как растяпа наступает на грабли. Ребекка – единственный человек в мире, который любит меня не меньше (а частенько даже и больше), когда я попадаю в неприятные ситуации, а не только когда у меня все складывается удачно. Я ценю это. Если бы мне нужно было выбирать между ее признанием моих достижений и любовью к моим причудам, это было бы просто: второе, без вопросов.