Как мой прадедушка на лыжах прибежал в Финляндию - [51]
Говорились новые речи. Какой-то коммерсант из Турку сделал сбивчивый обзор истории рода невесты начиная с первого раздела Польши до убийства Александра II. Андрей кончал первую бутылку и что-то прошептал на ухо госпоже Блау. Та прыснула со смеху, не успев прикрыть рот. Раввин, икая, бледный, возвратился на место.
Кто-то затянул песню о танцующем ребе, но взял слишком высоко и сорвался на визг, начал сызнова пониже, и другие подтянули. Отец невесты пытался подпеть вторым голосом терцией ниже, но у него ничего не вышло, и он замолк с таким видом, будто и не пытался.
Так ели, пили, пели и произносили речи, как всегда на свадьбах. Брат Андрей только пил и под носил светлокожей жене раввина. Время от времени он вспоминал о своей невесте и поворачивался к ней, а невеста поворачивалась к нему, но им нечего было сказать друг другу, и вот невеста слушала речи и подпевала, когда пели песни, а Андрей начал вторую бутылку незадолго до того, как стали подносить кофе.
Во время кофепития гости вставали из-за стола и расходились по комнатам с рюмками грога и ликера в руках. Родственницы собирались кружком вокруг невесты и принимались вспоминать, как каждая рожала. Раввин Блау рассказывал всем, кто желал слушать, о доме, который он оставил в Сегеде в 1956 году… Я удивился и спросил, почему он не забрал его с собой, раз дом был такой хороший, но он счел это дурной шуткой, и, когда я удивился, зачем он тогда вообще уехал из Сегеда, он счел это еще более дурной шуткой. С моей же стороны это была вовсе не шутка, и после этого я больше не мог его слушать, отошел и устроился в углу.
Госпожа Блау пошла попудрить нос. Она долго отсутствовала, а когда вернулась, навстречу ей вышел Андрей, протянул ей рюмку хереса и тяжело привалился к косяку. Раввин Блау пил ликер и рассказывал о том, что в его доме было семь комнат, четыре в нижнем этаже и три — в верхнем. В Венгрии любят просторные жилища. Он жил привольно в своем доме с женой и дочерью и ухаживал за садом вместе с сегедским садовником, который работал в государственной оранжерее и был не прочь подработать, копаясь в клумбах Блау. Но не долго довелось им жить в мире и покое. Вскоре на них стали устраивать набеги всякие чиновники (из коммунистической партии, из Центрального союза квартиросъемщиков, из Ассоциации поддержки матерей-одиночек) с разглагольствованиями о жилищном кризисе и семьях без крыши над головой и предлагать, а то и прямо требовать, чтобы супруги Блау взяли к себе жильцов, дескать, весь дом в личном пользовании — это им вовсе ни к чему. Блау рассердился и заметил, что во время войны какой-то нацист конфисковал их прежнее жилище и ему пришлось оставить его, бежав за границу, а когда после войны он вернулся, государство предоставило ему этот дом в виде компенсации, так как прежнее жилье было разрушено в бомбежках, и теперь он, Блау, намерен жить в этом доме с женой и дочерью столько, сколько заблагорассудится, и не пускать к себе чужих.
Гости слушали Блау, кивали и переглядывались; «Такие уж они есть… эти большевики». Блау, довольный, продолжал рассказывать о том, как чиновники разъясняли, что режим сменился, что нынешний режим гарантирует каждому сносное жилье, но никому не дозволяется жить в роскоши. Чиновники размахивали официальными бумагами, но Блау их и слушать не хотел. Он знал, что ему принадлежит и что божественное право на его стороне. Еврейские организации подняли хай по поводу того, как новая власть обращается с раввином, и от него отступились. Но затем произошли события 1956 года, и ему предложили место раввина в одной из западноевропейских стран. Он оставил свой дом в семь комнат и, забрав с собой жену и дочь, уехал из страны…
Раввин допил ликер и огляделся, явно ища жену. Я тоже огляделся и не увидел ни его жены, ни Андрея. Я решил пройтись по дому и стал переходить из комнаты в комнату. Гости беседовали, собравшись в группы, воздух был синим от табачного дыма. Квартира была колоссально большая, а может, я просто ходил кругами из комнаты в комнату, из прохода в проход…
Дверь в одну из комнат была приоткрыта, оттуда слышался нежный женский голос, читавший стихи. Я подошел поближе и понял, что это госпожа Блау вполголоса читает по-венгерски и каждая строфа заканчивается одинаково. Впечатление было такое, будто жена раввина помнит стихи наизусть со школьных времен. В середине четвертой строфы ее голос как-то странно задрожал, она начала запинаться: «…minden régi kedves helyet bejár… bejár… bejár…»[28]
Последнее слово повисло в воздухе, и я невольно открыл дверь и посмотрел, кому это госпожа Блау читает стихи, уж не себе ли самой? Я увидел мельком Андрея и госпожу Блау… В эту минуту мимо меня поспешно проходил раввин Блау, он заглянул в комнату и воскликнул: «Ах, это ты… это ты…» Госпожа Блау залилась краской и проверещала: «Cserebogár… sárga cserebogár…»[29] — ту самую последнюю фразу строфы, которую я только что слышал.
«С чего это ты вдруг заговорила о божьих коровках?» — было написано на лице раввина, он с подозрением всматривался в брата Андрея.
— Ты ведь помнишь это стихотворение, Арон… — взволнованно сказала госпожа Блау.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Бухарест, 1944 г. Политическая ситуация в Румынии становится всё напряженнее. Подробно описаны быт и нравы городской окраины. Главные герои романа активно участвуют в работе коммунистического подполья.alexej36.
В «Операции „Шейлок“» Филип Рот добился полной неразличимости документа и вымысла. Он выводит на сцену фантастический ряд реальных и вымышленных персонажей, включая себя самого и своего двойника — автора провокативной теории исхода евреев из Израиля в Европу, агентов спецслужб, военного преступника, палестинских беженцев и неотразимую женщину из некой организации Анонимных антисемитов. Психологизм и стилистика романа будут особенно интересны русскому читателю — ведь сам повествователь находит в нем отзвуки Ф. М. Достоевского.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.