Как мой прадедушка на лыжах прибежал в Финляндию - [18]
К тому времени, когда Вера вернулась домой, ее раздражение улеглось, и она спокойно прочитала телеграмму. Лишь по чуть заметному дрожанию рук видно было, как она волнуется. Оказалось, дедушка Беня ранен совсем легко. Ему на шею свалился стодвадцатимиллиметровый снаряд венгерского производства и поверг его наземь. Итог его потерь: рассечен уголок глаза, сломаны ребра справа и слева, расплющены обе плюсны. К счастью, снаряд не разорвался. Лечили деда в госпитале Святой Анны в Смоленске. Там он теперь и лежал, тихо чертыхаясь вслух: у него кончились сигары.
ГЕРОЙ-ТРУБАЧ
У Лены Булатовской была толстая русая коса, свисавшая между ее маленькими грудями. Там она ее обычно помещала, подобно тому как некоторые женщины вешают между грудей большие кресты, чтобы привлечь внимание к своим прелестям. Когда она играла на рояле, коса укладывалась валиком на затылке, как это принято у немок. Игре на рояле она училась в консерватории в Веймаре. Моя бабушка Вера торговала на толкучке в Хельсинки старым платьем.
Когда Лена проучилась три года в Веймаре, ее пальцы начали терять гибкость, и врач сказал, что у нее легкий суставной ревматизм. «Легкий» означало, что ей не суждено стать пианисткой, но что еще больше пальцы скрючиваться не будут. Лена возвратилась из Веймара в Хельсинки.
— Вот что со мной приключилось, — грустно рассказывала Лена Вере, которая, сидя за прилавком на толкучке, штопала рукава полицейского мундира.
— Хорошо еще, что не приключилось чего похуже, — утешила ее Вера.
— А что может быть хуже? — подивилась Лена.
— Что угодно. Ты могла умереть от пищевого отравления.
— Я ужасно разборчива насчет еды. Не ем, что попало.
— Мало ли. Ты же помнишь, каким привередой в еде был Беня. Если в борще слишком много уксусу, а сахару слишком мало или наоборот, нипочем есть не станет! В конце концов мое терпение лопнуло. Сам, говорю, вари себе свой суп! И он таки варил. Бывало, наварит большущую кастрюлю, на три дня. И борщ был в самом деле вкусный. Но его не то что на три, а даже на два дня не хватало: съедали сразу почти все, а если что оставалось, так Беня вставал ночью и доедал, а утром ходил с виноватым видом. — Вера вздохнула. — Ну а какая сейчас еда там у него в Смоленске? В больнице вообще не жирно кормят, не говоря уж о том, как кормят в военное время в госпиталях, а уж в военном госпитале и подавно. Господи, как подумаешь, сердце рвется на части…
На глаза Веры навернулись слезы, и она положила полицейский мундир на прилавок.
Лена долго разглядывала свои руки, затем лицо ее просветлело, и она воскликнула:
— Послушай, давай заберем Беню домой!
— Домой! Кто заберет? Мы?
— Ну да, заберем его оттуда, — с жаром проговорила Лена. — Ты же сама сказала, что, если он скоро поправится, его отправят обратно на фронт.
— Да.
— Надо поспешить, чтоб его никуда не успели отправить.
— Но кто же тогда присмотрит за детьми?
— Ну… родные… друзья. Кто-нибудь да присмотрит.
— А как же моя торговля? Придется закрыть лавочку? — взволновалась Вера.
— Подумаешь, золотой прииск! Очень ты на этом деле разбогатела?
— Нет, но все же какой-никакой доход… — пробовала возразить Вера.
— Все равно вы концы с концами не сводите, — напомнила Лена.
— Что верно, то верно.
— Ну так что?
Лена взяла билет в вагон первого класса на поезд, идущий в Петербург, и они поехали.
Когда поезд пересекал границу Великого княжества, Лена, что-то шепча себе под нос, расчесывала щеткой свои длинные волосы.
— Что ты там нашептываешь? — спросила Вера.
— Считаю, сколько волос выпадает. В среднем каждый раз по семь волосков.
— Так, может, надо расчесывать поосторожнее, — высказала предположение Вера.
Прозвучал свисток паровоза.
— Тебе не приходило в голову, что клавесин, в сущности, щипковый инструмент и его можно сравнить с гитарой или лютней?
Вера как-то странно поглядела на Лену, и Лена принялась поспешно объяснять:
— Вот послушай. Как рождается звук? Нажимаешь на клавишу, поднимается вертикальный стержень с крючочками из птичьих перьев или кожи на конце, он зацепляет струну и заставляет ее вибрировать. Понимаешь?
— Еще как понимаю! — вскинулась Вера. — Помню, как-то раз зимним вечером я развела в печке огонь и развесила одежки на вешалках. Беня сидел тут же и курил свою сигару — «хиршпрунг» по двадцать копеек за штуку. За пять минут мы не проронили ни слова, каждый был занят своими мыслями. Затем Беня молча вынимает сигару изо рта, будто хочет что-то сказать, я тоже прикусываю губу, словно хочу заговорить, и мы оба поворачиваемся друг к другу и одновременно, в один голос, говорим: «А ведь клавесин, в сущности, щипковый инструмент…» — не то: «В клавесине тоже есть струны…» — сейчас точно не помню. Так или иначе, мы рассмеялись, взялись за руки, подмигнули друг другу, и Беня сказал: «Вот так совпадение! Надо это отпраздновать!» — и отправился в пивную. Вернулся через два дня и все еще смеялся без удержу, только как-то смущенно.
Они помолчали, вспоминая Беню.
— Ах, Беня, Беня, — сказала наконец Лена. — Верно, не курит теперь твой Беня «хиршпрунгов», ну а хоть махорку-то получает, бедняжка? Да и сможет ли он вообще курить…
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Ирен, археолог по профессии, даже представить себе не могла, что обычная командировка изменит ее жизнь. Ей удалось найти тайник, который в течение нескольких веков пролежал на самом видном месте. Дальше – больше. В ее руки попадает древняя рукопись, в которой зашифрованы места, где возможно спрятаны сокровища. Сумев разгадать некоторые из них, они вместе со своей институтской подругой Верой отправляются в путешествие на их поиски. А любовь? Любовь – это желание жить и находить все самое лучшее в самой жизни!
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.