Как Мэй ходила в гости - [5]
По нашей стороне, в третьем доме от железной дороги живет женщина, которая никогда не выпускает на улицу своих пятерых кошек, но кормит на улице птичек. Каждый раз, проходя мимо, я обязательно вижу в окне две или три насупленных кошачьих мордочки, но не испытываю при этом грусти, потому что сердце мое — на стороне птиц. Моя Хестер тоже не выходит на улицу. Только сложно представить, какой запах стоит в доме этой кошатницы. Через два дома от нас в другую сторону проживает молодая семья, и на их лужайке вечно валяются разноцветные пластиковые лопаточки, совочки и прочее. Их никогда не убирают, и они уже выгорели на солнце. Однажды родители обрызгали кусты камелии серебряной краской-спреем. То ли они так детей развлекали, то ли это их садоводческая фантазия, не знаю. Возле дома, что на углу, висят китайские колокольчики, и все время кажется, что кто-то гремит посудой. А в задней части углового дома с другого конца устроили студию по йоге, что является нарушением градостроительного кодекса. Это может беспокоить лишь женщину с идеальным садом, но йога-инструктор высадила такую красивую розовую клумбу на передней лужайке, что соседка не ропщет.
Наше творчество в ландшафте не всегда доставляет другим удовольствие, но все же остается весьма занимательным.
Я пытаюсь быть хорошей соседкой. Убираю тыкву с улицы после Дня благодарения и выключаю рождественские фонарики ровно первого января. Да, мой задний двор зарос травой, но передняя лужайка ухожена. Я сгребаю листья, чищу дорожку от снега и сыплю соль на лед, чтобы он растаял. Знаю, что мой отец подолгу задерживает соседей своими разговорами, в которых все время переходит на тему выращивания помидоров или Второй мировой. Он выматывает их своими рассказами о людях, живших тут сорок-пятьдесят лет назад. Сначала все изображают интерес на лице, только сколько раз можно слушать про миссис Профитт, что вырастила своих девятерых детей в трехкомнатном бунгало, которое можно рассматривать только как стартовый дом? Почему было не покинуть его уже при рождении второго ребенка и не переселиться в дом побольше, поближе к хорошей школе?
Думаю, моего отца любят, понимая, что уважение к прошлому — это очень правильно. Никто больше не говорит «негр», но ведь также никто не стремится выращивать помидоры из семечек, чтобы они созрели ровно к четвертому июля. Пожилой возраст дает отцу право поражать соседей богатством своего вокабуляра и разнообразных хобби, и пока он говорит, детишки дремлют в прогулочных колясках или носятся по лужайке. Его прощают, как прощают пускающих слюни старых котов. Он доживает свою жизнь здесь, на этой улице, а у других она только начинается. И если они умеют сравнивать одно с другим, то скорее считают его трогательным — ведь сами они ни на секунду не допускают мысли, что могут закончить свои дни в этом скромном месте, на этой узкой улочке, по другую сторону железной дороги от университета.
Пятнадцать лет назад отец переделал цокольный этаж в жилое место со своим выходом и двориком-патио. А остальную часть дома отдал мне. Я предлагала поменяться. Тогда уже было ясно, что я остаюсь, и я хотела цокольный этаж для себя, а он пусть заберет дом. Но отец отказался. Поэтому я переехала в бывшую комнату брата. Свою собственную я больше не хотела.
«Эль Пуэрто»
Один мой знакомый в Анневиле, Лео Сантос, является владельцем автомастерской. Лео нравится, что я ухаживаю за своим синим «Таурусом», или просто Бонни. А мне нравится, как он работает, нравится баннер над входом: БИЗНЕС, ОРИЕНТИРОВАННЫЙ НА ЖЕНЩИН. Лео также держит мексиканский ресторанчик «Эль Пуэрто», рядом с торговым центром «Вэйсайд». Его родители переехали в Америку, когда Лео было шесть лет. Отец открыл мастерскую, а идея с баннером принадлежала матери Лео, насмотревшейся, как в подобных заведениях обращаются с женщинами. И она же предложила сделать такую вывеску. Бизнес у Лео шел хорошо, а когда родители состарились, он перевез их за город, и у него остались деньги, чтобы вложиться в увядающий ресторанчик. Он сделал из него прекрасную такерию
