Как любить ребенка (часть 1) - [10]

Это ребенок со щербинкой, неразумно воспитанный…

Температура в комнате, избыток молока в 100 граммов, недостаток 100 граммов воды — это факторы не только гигиенические, но и воспитательные. Новорожденный, которому предстоит столько разведать и узнать, освоить, полюбить и возненавидеть.

Вместо навязанного нам неологизма «грудничок» я пользуюсь старинным словом «младенец». Греки говорили — nepios, римляне — infans. Если уж польский язык нуждается в новом слове, то зачем было переводить безобразное немецкое Saugling? НЕЛЬЗЯ некритично пользоваться словарем старых и употребляемых слов.

28

Зрение. Свет и темнота.

Контуры пятен, абрис первых линий, все без перспективы. Мать на рас стоянии в метр уже другое пятно, чем когда она наклоняется над тобой. Лицо и профиль как лунный серп, при взгляде снизу — только подбородок и губы, а когда лежишь на коленях — лицо то же, но с глазами, когда склонится ниже — новое изменение: появляются волосы.

А слух и обоняние утверждают, что все это одно и то же.

Грудь — светлая туча, вкус, запах, тепло, блаженство. Новорожденный выпускает грудь и смотрит, изучает глазами это нечто неведомое, которое постоянно появляется над грудью, откуда плывут звуки и дует теплый ветерок дыхания. Новорожденный еще не знает, что грудь, лицо, руки составляют одно целое — мать.

Кто-то чужой протягивает к нему руки. Обманутый знакомым движением, образом, охотно идет к нему. И лишь тогда замечает ошибку. На этот раз руки отдаляют его от знакомого пятна, приближают к незнакомому, возбуждающему страх. Резким движением поворачивается к матери, смотрит либо хватается за шею матери, чтобы спастись от опасности.

Наконец лицо матери, изученное руками, перестает быть тенью. Младенец множество раз хватался за нос, дотрагивался до странного глаза, который то блестит, то снова темнеет под завесой ресниц, изучал волосы. А кто не видел, как он оттягивает губы, разглядывает зубы, заглядывает в рот, внимательный, серьезный, с морщинкой на лбу. Правда, ему мешает в этом пустая болтовня, поцелуи, шутки — то, что мы называем «развлекать» ребенка. Но развлекаемся мы, а он — изучает. В ходе исследований для него уже появились вещи установленные, сомнительные и загадочные.

29

Слух. Шум улицы за оконными рамами, далекие отголоски, тиканье часов, разговоры и стуки, шепот и слова, обращенные прямо к ребенку, — создают хаос раздражении, который ребенок должен классифицировать и понять.

Сюда следует добавить звуки, которые издает сам новорожденный, — крик, лепет, бормотанье. Прежде чем он поймет, что это он сам, а не кто-то иной, невидимый лепечет и кричит, пройдет немало времени. Когда он лежит и говорит сам себе: абб, аба, ада, — он слушает и испытывает ощущения, которые познает, двигая губами, языком, гортанью. Не зная себя, он констатирует лишь произвольность создания таких звуков.

Когда я обращаюсь к младенцу на его собственном языке: аба, абб, ада, он удивленно приглядывается ко мне, непонятному существу, издающему хорошо знакомые ему звуки.

Если бы мы вникли в суть сознания новорожденного, то нашли бы в нем гораздо больше, чем думаем, только не то и не так, как нам представляется. Бедный малыш, бедная голодненькая кроха, хочет пи-пи, хочет ням-ням. Младенец прекрасно все понимает, он ждет, когда кормилица расстегнет лифчик, завяжет косынку, проявляет нетерпение, когда ожидаемые им ощущения запаздывают. И все же всю эту длинную тираду мать произнесла для себя, не для ребенка. Он скорей усвоил бы те звуки, какими хозяйка подзывает домашнюю птицу: цып-цып-пып.

Младенец мыслит ожиданием приятных впечатлений и страхом перед неприятными. О том, что он мыслит не только образами, но и звуками, можно судить хотя бы по выразительности его крика: крик предвещает несчастье, или: крик автоматически приводит в действие аппарат, выражающий недовольство. Присмотритесь внимательно к младенцу, когда он слушает чужой плач.

30

Младенец упорно стремится к овладению внешним миром: он жаждет победить окружающие его злые враждебные силы, поставить себе на службу добрых духов-защитников. У младенца есть два заклятья, которыми он пользуется, пока не освоит третьего, чудесное орудие воли: собственные руки. Это — крик и сосание.

Сначала новорожденный кричит, потому что ему что-то докучает, но очень скоро он приучается кричать, чтобы ему ничто не докучало. Оставленный один, он плачет, но успокаивается, заслышав шаги матери, хочет есть — плачет, но перестает плакать, завидев приготовления к кормлению.

Он распоряжается в объеме имеющихся у него знаний (как их мало!) и находящихся в его распоряжении средств (как они ничтожны!). Он совершает ошибки, обобщая отдельные явления и связывая два следующих один за другим факта как причину и следствие (post hoc, propter hoc).

Интерес и симпатия, которые он адресует своим пинеткам, — не в том ли их исток, что пинеткам он приписывает свое умение ходить? И потому же пальтишко становится тем чудесным ковром из сказки, который переносит его в мир чудес — на прогулку.

У меня есть право выдвигать подобные предположения. Если историк литературы имеет право домысливать, что хотел сказать Шекспир, создавая Гамлета, педагог обладает правом выдвигать, пусть даже и ошибочные предположения, которые, за недостатком иных, дают ему какие-то практические выводы.