Тина задохнулась от гнева. Дала себя знать смесь ирландской и горячей испанской крови ее предков.
– А ты чистенький, да? – закричала она в ответ. – Бет была слишком фригидной, я – слишком доступной, Бет должна была достать для тебя деньги, а я – не увидеть то, что видела, так?
– Примерно, – огрызнулся он. – Если б ничего этого не случилось, я бы не потерял отца, мать, дом, стипендию в Гарварде и все, что обещала мне жизнь.
– А-а-а... – вздохнула она. Это правда! Он потерял все, что имел. Все жертвы Ковальски, принесенные во имя их способного сына, пошли прахом, и вместо того, чтобы вывести родителей из нищеты, он вверг их в долги и горе.
– Вот тебе и «а-а-а», – передразнил он.
– Я знаю, тебе было тяжело...
– Тяжело?! – Он вскинул горящие адским огнем глаза. – Да меня только и держала на плаву мысль о мести!
– Мести? – в ужасе переспросила она. – Только не Бет!
– Почему ж нет?
– Ты не можешь ее обидеть! Ты не должен даже видеть ее! Она потом еле-еле пришла в себя!
– Но в итоге устроилась неплохо, верно? Миленькая картинная галерея в Бостоне и удобная квартирка на набережной Чарльзривер.
– Откуда... откуда ты знаешь?
– Навел справки. Правда, говорят, пьет много.
– Не знаю. Мы распрощались друг с другом. Бет после суда перестала со мной разговаривать. – Да, Бет и Джо были близки. Интересно, что он чувствует теперь, зная, что женщина, которую он любил, спивается? По лицу его ничего не понять. – Что ты собираешься с ней сделать? – требовательно спросила Тина.
– Ничего, пока что... Я думаю, она варится в собственном аду.
– Ты чудовище!
– Она заслуживает, чтобы ее выпороли, но мне сейчас не до этого. Главное – забрать маму. Когда она вернется?
Тина застонала. Ну ничего не доходит! Что ж, придется выразиться еще резче. Набравшись духу, она заявила:
– Если ты свалишься ей на голову, она этого не переживет, – и посмотрела ему прямо в глаза. Это ее последний шанс перед тем, как сказать ему последнюю правду. – Твоя мать так тебя ненавидит, что уничтожила все напоминания о тебе. Все до единого. Даже твои детские фотографии. Она жалеет, что выносила тебя...
– Боже!..
– Извини, – прошептала Тина. – Но я вынуждена это сказать. Я люблю Адриану и не допущу, чтобы ты убил ее своими экспериментами по сладостному воссоединению! Они не сработают! Ты разрушил ее жизнь. Никогда она тебя не простит. Никогда!
– Тина... – прохрипел он, и она заплакала. – Я все-таки должен попробовать...
– В таком случае... есть кое-что еще... – Она подняла к нему залитое слезами лицо. – Я не хотела говорить тебе этого.
– Да ты уж и так... наговорила...
– И все-таки, – мягко сказала она. – Физически твоя мать здорова, но она страдает ретроградной амнезией.
– Это еще что такое? – прищурился он с пугающим спокойствием.
– Вот почему нам нужны деньги. Для Лал, сиделки. Твоя мама забыла многое из своего прошлого, но помнит, что ты сделал что-то ужасное, и упоминание о тебе всякий раз вызывает неконтролируемую истерическую реакцию. Именно поэтому ты не можешь жить с ней в одном городе – тогда ей придется сидеть здесь, взаперти. Но это еще не все, – продолжила Тина, не глядя ему в глаза, – за ней круглые сутки нужен присмотр. Она не помнит, что и когда ела, где ее комната. Она беспомощна, Джованни, и разум ее так хрупок, что весь распорядок дня состоит из привычных ритуалов, а люди, которые живут с ней, должны понимать, любить и прощать ее за то, что за вечер помногу раз повторяются одни и те же вопросы, одни и те же истории. Ей нужны любовь и забота. Ты ей не нужен.
Несколько секунд он тупо смотрел на Тину.
Молчание между ними сгущалось. Наконец он хрипло воскликнул:
– Боже! Ты вонзаешь нож, поворачиваешь его в ране и даже не смотришь, течет ли кровь!
– Мне пришлось тебе это сказать. Ты меня вынудил! – закричала она. – Я, как могла, старалась скрыть это, потому что да, это было подобно ножу в ране, а ты и без того настрадался. Но ты уперся, убежденный, что можно топтать людей, не особенно об этом беспокоясь! Так нельзя, Джованни! На мой взгляд, сначала твоя мать, потом все остальное. – Тина замолчала. Боже, как он страдает! Почти так же, как и она сама. – Когда для меня кончится этот кошмар?
– А для меня?.. – простонал Джованни.
Она насупилась – нельзя поддаваться жалости: в конце концов, пусть свое получит!
– Адриана по крайней мере своей жизнью довольна! Дед ее обожает, они играют, смотрят телевизор. Она помогает мне на кухне, чистит овощи, учит меня готовить сицилийские блюда – те, что припоминает. Врач сказал, так работает ее мозг – что-то помнит, что-то нет.
– А он сказал, в чем причина этой амнезии?
– Ты, – не сразу, но признала Тина. Какое-то время они оба молчали.
– Ты взяла на себя тяжкий груз, – наконец проговорил Джованни, протянул руку и погладил ее по лицу. – Можно было бы сдать ее в дом престарелых.
– Никогда! – просто сказала Тина. – Я люблю ее. Нам хорошо вместе.
– Вот почему ты теперь не та хохотушка, которую я помнил.
Почувствовав сильную дрожь, Тина поджала губы, но это не помогло. Все было бы не так, не обмани он ее с Бет, не предай их большую любовь. Но этого она говорить не стала, ограничилась банальностью:
