Как хочется счастья! - [54]

– Я тоже не могу остаться с Вовкой, – сказала Татьяна. У нее в голосе слышалось сожаление. – У моего мужчинки как раз завтра день рождения, и он приглашает меня в плавучий ресторан на всю ночь. Назвал туда целую уйму гостей. – У меня за кофе Таня часто рассуждала на тему, что муж ей не нужен, но когда, как она выражалась, «ее мужчинка» приглашал ее куда-нибудь, всегда стремилась показать себя его законной владелицей.

– А куда ты денешь свою дочурку? – поинтересовалась я.

Если бы Таня нашла хорошую няню, я могла бы поручить ее заботам и Вовку.

– С сестрой договорилась. – У Тани была сестра – намного старше нас, замужняя женщина с тремя детьми. Она относилась к Тане очень строго, по-матерински (родной их матери уже не было в живых), и часто не одобряла ее поступки. Но столь же часто она выручала Татьяну. Это очень облегчало Танюшке жизнь, хотя моя подруга и ворчала, что «сестра вечно лезет туда, куда ее не просят».

Однако мое положение от этого не улучшилось. Взять Вовку с собой? Дорога, жара… Я ехала работать и даже не знала, где придется ночевать. Пришлось собрать в кулак всю храбрость, на которую была способна, и позвонить Сашиной матери. Объяснила, что ехать должна кровь из носу, а ребенка не с кем оставить. Я поклялась, что только единственный раз прошу ее об этой услуге, а впредь буду сама улаживать свои проблемы.

– Я поражаюсь нахальству современных девушек! – голос свекрови был холоден, сух и тверд, как куски искусственного льда в ящиках с мороженым.

Я такие ящики помню с детства в дедушкином городке. Стоит на земле на подставке такой сбитый ящик из темной фанеры, и тетенька прямо из него торгует мороженым. Кругом пыль. Жара. Ты протягиваешь ей деньги в потной руке, она одним взглядом их считает и кидает в карман фартука, что у нее повязан на брюхе. Потом ловко откидывает тяжелую крышку, а то, что крышка тяжелая, сразу видно – тетка могутная, и то наклоняется, чтобы открыть. И вот ящик отрывается, а там в сухом ледяном воздухе белейшие куски сухого льда – от них даже поднимается ледяной дымок.

– Тебе какое? – спрашивает продавщица.

– Крем-брюле… – Здоровенная рука в хлопчатобумажной варежке перебирает в ящике вафельные стаканчики с мороженым, отыскивая среди пломбира, сливочного и фруктового мое любимое крем-брюле. Протягивает мне сухой, застывший стаканчик.

– Спасибо. – Я отхожу и внимательно разглядываю круглую нашлепку этикетки, впечатанную прямо сверху, так что полулунный краешек самого мороженого оказывается на бумажке с синим текстом. Я слизываю его и внимательно читаю бумажку. Крем-брюле. Завод-изготовитель, число. Все правильно. Нежно-желтоватое крем-брюле гораздо вкуснее и пломбира, и фруктового. Во всяком случае, я его больше люблю…

– С какой это стати ты должна куда-то ехать, бросая ребенка? – голос свекрови такой же сухой, как те куски искусственного льда. – Тебя никто не просил рожать, а уж коль родила, будь любезна сама о ребенке и заботиться!

Я очень хотела ей ответить, что поражаюсь черствости современных бабушек, но побоялась расплакаться. А через минуту позвонил Сашка и сообщил, что собирался вечером «зайти» (его приходы к нам с Вовкой так называются «я к вам зайду»), но прийти не сможет – у него срочное дело. Я поняла, что против меня составился заговор, и слезы все-таки закапали из глаз. Вовка забрался ко мне на колени и стал тыкать в слезы пальчиком. На личике у него было написано такое удивление, что я заревела уже во весь голос.

Через некоторое время заглянула Татьяна.

– Но, может, действительно не поедешь? – Ей было неловко, что она отказала мне в такой ответственный момент.

– Нет. – Я уже сумела взять себя в руки. – Захвачу Вовку с собой. Моя бабушка с тремя детьми в войну в эвакуацию через всю страну моталась. А тут только в соседнюю область на два дня.

Выходить из дома нужно было на следующий день в пять утра, чтобы успеть на первый автобус. Я приготовила для Вовки кенгуриную сумку, заранее развела в бутылочках детское питание. Сашка опять позвонил и сказал:

– Надеюсь, ты выкинула из головы глупые мысли о командировке?

– Поеду вместе с ребенком, – ответила я.

– Это будет идиотский поступок! – Оказывается, он вместе со своей мамой умеет делать из простого человеческого голоса сухой лед.

– Пошел на фиг!

Разозленная до предела, я все-таки прилегла, чтобы хоть немного поспать. Бедный мой сыночек! Никому-то ты не нужен, кроме меня. Я еще немного поплакала, всхлипывая и вздыхая, потом заснула, даже во сне проверяя, рядом ли телефон. Будильник был поставлен на четыре пятнадцать. Как вдруг я проснулась из-за ужасного шума. За стеной кричали два голоса – мужской и женский, билась посуда, ломалась мебель. Через какое-то время донесся отчаянный детский плач. Все это происходило в Таниной квартире. Я, чертыхаясь, встала и постучала в стену кулаком. Только бы они не разбудили Вовку. Невыспавшийся ребенок в дорогу – это удар ниже пояса.

Шум вроде стих. Потом громко хлопнула соседская входная дверь. Под окном раздался шум разбуженного двигателя. Ко мне осторожно поскреблись. Я ожидала увидеть Таньку хотя бы расстроенной, но она предстала пылающая от гнева и нисколько не подавленная. Шикарный бордовый халат придавал Танькиным щекам оттенки борща.