Как хочется счастья! - [48]

Обычно я только улыбаюсь в ответ. Зачем мне ехать к родителям, которые к тому же продолжают оставаться в неведении относительно Вовки, если мне нужна только Москва. Я чувствую в себе силы и добьюсь своего. И потом, разве могу я отлучить маленького Вовку от Александра? Когда на Сашку нападает хорошее настроение, как они возятся вместе! Как медвежата в зоопарке на детской площадке – оба примерно одного возраста. И я верю, что они и счастливы тогда оба. И хотя Сашка меня из роддома не встречал и с родителями не знакомил, постепенно он к Вовке привыкает, я это вижу…

– Приехали! – сказал мне водитель и остановился перед типично «советской» стекляшкой. – Здесь у нас кафе.

Я вышла из машины и взглянула на общепитовский аквариум. Стекла, наверное, не мыли прямо-таки со времен советской власти.

– Шика нет, но кормят неплохо. Умывальник вон там. – Мужичок, казалось, не принимал возражений.

Действительно, под сенью трех огромных, серебристых от пыли тополей было установлено что-то вроде металлического корыта, выкрашенного в привычный уже мне незамысловатый голубенький оттенок, и к нему с земли подведено несколько трубок с допотопными белыми металлическими кранами, своими очертаниями напоминающими то ли коржики, то ли цветочки. Я поискала глазами – мыла не было. Мужичок подошел, отвернул кран и шумно, с наслаждением стал умываться. Свою желтую кепку он положил на край корыта, и на нее падали крупные брызги. Я смотрела на его согнутую спину в пропотевшей и прилипшей к лопаткам светлой футболке, на морщинистую, тощую, красную шею, на его рабочие руки с одним потемневшим и растрескавшимся ногтем на припухшей фаланге большого пальца и думала:

«Может, он и неплохой человек. Но вот было бы мне лет сорок и был бы у меня такой муж… Ужас!»

Мужичок, будто почувствовав мои мысли, обернулся. Вода капала с его узкого подбородка и с рук.

– Чего не умываетесь?

– Да ладно, я платочком. – Я полезла в сумку, но вдруг почувствовала, что если сейчас вытащу свою пропитанную ментолом бумажную салфетку, что-то важное пропадет в отношении мужичка ко мне.

– А все-таки хороша, наверное, водичка! Ну-ка, подержите! – я весело перекинула сумку в руки водителя и храбро пошла к умывальнику. Из-под него вытекала в канавку приличная речка, и я, не заметив, вляпалась в нее и слегка промочила свои сандалии, но все-таки ощущение прохладной воды на руках хорошо меня освежило. Я даже приложила мокрые ладони к щекам и так же, как мужичок, не стала их вытирать. Просто встряхнула руки.

– Ну все, я готова. Чем у вас тут кормят?

Он не отдал мне сумку, и мы вошли в кафе уже вместе. Странным образом моя сумка соединила нас, превратив из водителя и пассажира по меньшей мере в попутчиков.

– Окрошка тут хороша, пельмени и пироги с рыбой. – Мужичок свободно поставил мою довольно увесистую сумку на стол перед столиком у окна и пошел брать подносы.

– Вы чего будете?

– Окрошку не хочу. И пирог с рыбой тоже. Лучше пельмени. Полторы порции.

– Жарковато вроде… – мужичок с сомнением посмотрел на меня.

– Ничего! Там, где я родилась, пельмени едят в любую погоду.

– А откуда сами будете?

– Сейчас из Москвы. А раньше жила на Урале.

– А я в Чите служил.

– Ну, это не совсем одно и то же, – улыбнулась я. За «московскую» жизнь я уже привыкла к тому, что моя родная область кажется не только москвичам, а всем другим жителям Центрального района какой-то заоблачной далью.

– А это где? – спрашивают меня. И если я начинаю рассказывать, какие в моих родных местах сумасшедшие просторы – поросшие соснами горы и умопомрачительные степи с колыхающимися по весне морями нежно-розовых и желто-лимонных диких тюльпанов, то тут же замечаю, что слушатели смотрят на меня недоверчиво: зачем, мол, тогда сюда прискакала, если у вас там так хорошо? И мне, конечно, трудно объяснить, что «движуха» в профессии и колыхание весенних тюльпанов – разные вещи. Хотя это не умаляет красоты тюльпанов. А, между прочим, как замечательно пахнет летом степь! Я так думаю, что это и есть самый настоящий запах прерий. В Подмосковье и средней полосе никогда не бывает такого аромата – здесь слишком много влаги, много берез, много осин и елей. А степь… Если можно сказать, что простор имеет запах, то это аромат нагретой солнцем, но еще не выжженной зноем земли с ее уже пожелтевшей от жары травой. Это прогретый до марева воздух. Кажется, что даже сам зной имеет запах, как и стрекот цикад по вечерам, как и бледно-голубые цветки цикория и чуть горьковатый привкус полыни.

Мужичок взял окрошку. Мне в два приема кинули в глубокую миску пельмени. От них шел ароматный пар. «Неужели вручную делают?» – поразилась я. Мы сели за шаткий пластмассовый столик с оставленными тряпкой разводами. Мужичок принес несколько испрошенных в кассе мятых бумажных салфеток, ложку для себя, а мне вилку – по старинке алюминиевую и даже с покривленными зубцами.

– Ложку протереть, – пояснил он.

Я вытерла вилку и с удовольствием распечатала прилагающуюся к пельменям пластиковую шайбочку со сметаной. Местного производства, как значилось на крышке.

– Сметана у нас хорошая. В Москву возим, – не без гордости заметил мужичок. Ему к окрошке дали такую же.