Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии - [92]

.

Вторым вопросом, вокруг которого накалялись страсти в связи с призванием к власти фашистского правительства, была его экономическая политика. Решение его требовало либо открыто заявить, либо отбросить прочь сомнения в том, сможет ли Гитлер и его клика обуздать массы и удержать в своем повиновении низший командный состав штурмовиков, стремившийся к осуществлению данных ему лживых «социалистических» обещаний. Ведь нацистское руководство и не помышляло о каких-либо псевдосоциалистических «экспериментах» в духе своих демагогических обещаний, и это было ясно всем прямым и косвенным участникам переговоров.

Неясность и скептицизм оставались у них лишь насчет конкретных мер фашистского правительства но преодолению экономического кризиса и оживлению конъюнктуры; предлагаемого пути финансирования новых рабочих мест для ликвидации безработных и производства вооружения; участия тех или иных монополистических объединений в государственно-монополистическом руководстве экономикой; шагов к увеличению объема внешней торговли или частичному осуществлению концепций автаркии; планов реприватизации формально или фактически переданных государству некоторых крупных банков или промышленных предприятий, а также насчет некоторых других вопросов. Ведь именно из-за всего этого и враждовали между собой различные монополистические группы крупного капитала в борьбе за непосредственные прибыли.

Схватки из-за состава будущего фашистского правительства становились все сложнее и ожесточеннее, поскольку преследовавшие в первую очередь политические цели партнеры по переговорам (например, камарилья рейхспрезидента Гииденбурга, генералитет рейхсвера, вынужденное опираться на немецких националистов правительство Папена, руководство партии Центра и почти слившийся с ней высший католический клир) были не только тесно связаны с различными заинтересованными экономическими группами правящего класса (юнкерством, военной промышленностью и т. д.), но и отстаивали именно те концепции, которые в ряде пунктов отвечали интересам отдельных отраслей и региональных промышленных и аграрных групп.

Сам Гитлер и нацистские пропагандисты изображали дело так, будто во время переговоров «фюрер» целиком и полностью полагался на свое безошибочное чутье и никогда и ни в чем не считался с советами своих «сподвижников» или с ворчанием своих приверженцев. Примерно то же самое утверждали и некоторые его партнеры по переговорам. Впрочем, то упорство, с каким вел себя на переговорах нацистский главарь, объяснялось тем, что без своих советников он не мог ни отказаться от решений, уже принятых, ни принять новые. Всегда испытывавший жгучую потребность в личном успехе, Гитлер тщился казаться безошибочно рвущимся вперед человеком действия, дабы не вызвать пагубного для своего мифа о «фюрере» подозрения, что на него оказывается влияние извне. На самом же деле он ожесточенно цеплялся именно за те решения, которые подсказывали ему его сообщники, делая вид, будто решения эти — его собственные и единоличные.

Однако противоречия в кругу нацистских главарей резко выявились еще до начала переговоров о формировании правительства. Грегор Штрассер, который уже несколько месяцев распоряжался почти всем партийным аппаратом, стремился к компромиссу с окружением Гин-денбурга, рейхсвером и все еще существовавшими буржуазными партиями — Немецкой национальной народной и Центром. «Салонный лев» Геринг, специалист по демагогии Геббельс и начальник штаба СА Рем, напротив, старались (хотя и по не вполне одинаковым мотивам) убедить Гитлера занять на предстоящих и ведшихся с партиями переговорах позицию «всё или ничего» лишь для вида. Вышеизложенную и более или менее признававшуюся Грегором Штрассером концепцию сохранения нефашистских реакционных центров власти и организаций они отвергали прежде всего потому, что их личная карьера во многом зависела от подъема или падения НСДАП. Разумеется, это в еще большей мере относилось к самому Гитлеру, который жаждал своей абсолютной руководящей роли в правительстве.

В результате Шлейхер, пригласивший Гитлера 5 августа в Фюрстенбергские казармы на тайные предварительные переговоры, увидел перед собой нацистского главаря, настаивавшего на максимальных требованиях. Гитлер явно считал, что уже в ходе этой беседы сможет взять верх над своим важнейшим контрагентом. Ведь Шлейхер (пусть даже позиция его и была ослаблена) выступал представителем сразу трех участвовавших в грызне за власть сил: доверенным лицом Гинденбурга и его камарильи, политическим руководителем рейхсвера и военным министром, а также закулисным инспиратором и покровителем Папена. Нацистский главарь, как говорится, ввалился в дом вместе с дверью: он без околичностей потребовал для себя кресло канцлера, а для представителей своей партии — посты министр-президента Пруссии, имперского и прусского министров внутренних дел (т. е. права распоряжаться полицией), руководства имперскими министерствами юстиции и сельского хозяйства, задуманным имперским министерством авиации, а также создания скроенного по геббельсовской мерке специального «министерства народного воспитания». Остальные министерства он намеревался отдать не принадлежавшим к НСДАП реакционным политикам; министерство рейхсвера должен был получить сам Шлейхер.