Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии - [9]
Подобно другим так называемым немецко-социалист-ским партиям, дрекслеровская ДАП, в которой состояли преимущественно более обеспеченные коллеги ее основателя, служившие в государственных железнодорожных мастерских, влачила жалкое существование. Главной причиной было то, что абсолютное большинство рабочего класса не поддавалось на удочку примитивного «немецкого социализма». Хотя основная масса интересовавшихся политикой организованных рабочих находилась под влиянием реформизма и в большинстве своем имела о подлинном социализме представление весьма смутное, она все же обладала достаточно ярко выраженным классовым сознанием, чтобы разглядеть его грубую националистическую фальсификацию.
К тому же псевдосоциалистические организации, как правило, поощрялись их закулисными менеджерами с изрядной опаской и не очень умно. Это объяснялось прежде всего тем, что «пангерманские» фабриканты, крупные помещики, военщина и чиновники высокого ранга плохо представляли себе склад характера и общеобразовательный уровень политически активных рабочих. Кроме того, они постоянно боялись, как бы внесение в сознание рабочего класса даже заведомо искаженных социалистических идей не привело в конечном счете к совершенно нежелательным результатам — не повысило бы его готовность к восприятию революционных положений.
На такие опасения следует особо указать потому, что они, как известно, имелись и у всех последующих покровителей так называемого национал-социализма вплоть до 1933–1934 гг. и сыграли немалую роль в истории германского фашизма. Вместе с тем следует иметь в виду, что опасениям этим отнюдь не придавалось решающего значения, ибо не только любая разновидность псевдосоциалистической массовой демагогии, но и любая попытка активизации трудящихся с реакционными целями таила в себе в условиях обострения классовой борьбы неизбежный риск. Для того чтобы мобилизовать эксплуатируемых на действия, направленные против их же собственных интересов, реакционерам волей-неволей приходилось идти на резкую критику некоторых элементов и явлений того эксплуататорского строя, который они в действительности защищали и укрепляли, а также предпринимать хотя бы показные наскоки на него.
Эта ведшаяся для обмана масс игра в мнимую революционность могла выйти из-под контроля и впрямь толкнуть их на сторону революционных сил. Признание на словах справедливости даже минимальных социальных требований трудящихся могло при определенных обстоятельствах обострить понимание ими существа социальных проблем и дать им осознать, что только подлинно социалистическое рабочее движение действительно защищает их интересы.
Призывая к свержению республики, реакция тем самым невольно ослабляла доверие к государственной власти вообще, ставила под вопрос самое существование буржуазного государства как такового, служителями которого стали теперь и многие кайзеровские чиновники и офицеры, нередко вдохновлявшие праворадикальных демагогов. Антикапиталистически подаваемый антисемитизм в сочетании с демагогическим обличением банковских плутократов, акционерных компаний и спекулянтов вопреки поле реакционеров мог усилить ненависть и к вполне «арийским» капиталистам, т. е. обратить народный гнев против закулисных вдохновителей самих этих демагогов.
«Пангерманские» подстрекатели и милитаристские путчисты-заговорщики ясно сознавали возможное угрожающее системе побочное воздействие развернутой ими травли Веймарской республики, евреев и плутократии. Они постоянно старались заполучить информацию о том, какой резонанс вызывает праворадикальная агитация. Капитан Майр требовал от своих людей внедряться и в реакционные организации, чтобы наблюдать за настроениями в них.
Так один из осведомителей капитана Майра, по фамилии Гитлер, по прямому указанию своего начальника, а быть может, как гласит другая версия, и по собственному почину 12 сентября 1919 г. очутился на очередном собрании членов ДАП в мюнхенской пивной «Штернэккеброй».
В тот вечер здесь выступал недавно обанкротившийся мелкий фабрикант Готфрид Федер — в нем Гитлер сразу же признал «доцента» со своих курсов. Оратор говорил о необходимости «рвать цепи процентной кабалы». Преподнесенная под этим лозунгом «теория» насчет «созидающего» и «загребающего прибыли» капитала хотя и могла произвести впечатление на невежественных представителей средних слоев (которые, возможно, на себе испытали бремя долговых процентов и закладных), но даже с точки зрения любой мало-мальски серьезной буржуазной политэкономии представляла собой редкостную чушь. Недаром ставший впоследствии самым рьяным официальным поборником этой «теории» имперский руководитель пропаганды Йозеф Геббельс отзывался о ней и о требовании «рвать цепи процентной кабалы» с циничным презрением. «Что значит: рвать? — высказался он однажды с глазу на глаз. — У того, кто вынужден читать сей федеровский бред, это вызывает именно рвоту»>8.
На Гитлера, которому не хватало элементарных социально-экономических знаний, гротескная нелепость «откровений» Федера (ставшего впоследствии официальным теоретиком НСДАП в области экономики) произвела, как он поведал в «Майн кампф», сильное впечатление. Чутьем демагога он уловил их пропагандистскую применимость. Хотя реферат Федера не дал ему повода для полемики, Гитлеру надо было обязательно выступить: за это ему и платили деньги. К тому же, подвизаясь в последние месяцы в казармах, он уверовал в свой ораторский дар и просто-таки жаждал всеобщего внимания и аплодисментов. К счастью для Гитлера, выступивший в прениях профессор Бауман обронил несколько слов, которые можно было истолковать как дань баварскому сепаратизму, за что будущий нацистский главарь тут же и уцепился. В длившейся четверть часа громоподобной речи он атаковал баварский сепаратизм, упрекнул немцев в недостатке чувства взаимной общности, а затем перешел к высокопарным разглагольствованиям о необходимости создания «великой Германии».
