Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии - [67]
Еще более явно и впечатляюще свое стремление уважать генералитет Гнглер продемонстрировал через 10 дней после выборов, когда, будучи приглашен фашистским защитником в качестве свидетеля в имперский суд в Лейпциге, принес там свою «клятву в легальности». Он не только заверил, что хочет прийти к власти при помощи строго конституционных средств, но и с возмущением отверг любое подозрение, будто стремится к разложению рейхсвера. Хорошо зная сокровенное желание всех милитаристов, он провозгласил: нацисты «позаботятся о том, чтобы нынешний германский рейхсвер превратился в большую народную армию» >51.
Рекламируя в Лейпциге свои намерения «легально» прийти к власти, Гитлер вместе с тем предрекал, что после победы фашизма «ноябрь 1918 г… получит свою кару… и покатятся головы». Затем, возвестил он, при помощи «всех легальных с точки зрения внешнего мира средств» (т. е. в соответствии с нормами международного права. — В. Р.) будет начат поход против Версальского мирного договора 1919 г. Неисправимым милитаристам, и без того считавшим международное право клочком бумаги, который можно изорвать, лишь только обретешь достаточную силу, эти слова служили сигналом, что глава нацистского движения им эту силу даст. Недаром генерал Сект (в то время депутат рейхстага от Немецкой народной партии), который и после своей вызвавшей споры отставки в 1926 г. оставался идолом многих офицеров, на вопрос о целесообразности участия нацистов в правительстве ответил безусловным «да».
И все-таки генералитет, как и монополистическая буржуазия, по-прежнему питал некоторые опасения насчет фашистского псевдосоциализма. Вскоре после сентябрьских выборов генерал Шлейхер заявил: под «национальной частью» нацистской программы можно было бы подписаться, но «какой-либо оптимизм в отношении социальной части совершенно неуместен» >52. Однако и командование рейхсвера шаг за шагом давало убедить себя (если применять терминологию печати крупного капитала) в «государственно-политическом благоразумии» нацистского главаря, т. е. в том, что он будет безоговорочно выступать за интересы империализма.
Не прошло и года после этого высказывания Шлейхера, как генерал с удовлетворением констатировал, что Гитлер сумел справиться с «революционной группой» в своей партии. А министр рейхсвера Грёнер, который до того времени расходился с нацистским главарем по некоторым незначительным тактическим вопросам, добавил: он «полон решимости поддержать все усилия Г[итлера] включиться в пол [итическую] жизнь» >о3. То, что командование рейхсвера (и после ухода Грёнера) со всей последовательностью проявляло решимость, мы еще увидим дальше.
Отмеченная готовность руководства консервативных партий делить с НСДАП влияние на массы и исполнительную правительственную власть, усиливавшийся поворот к нацизму высших офицеров (которые и при республике большей частью принадлежали к дворянству), а также другие факторы в конечном счете побудили значительную часть слившегося с крупной буржуазией политически относительно инертного и преимущественно монархически настроенного юнкерства тоже поближе приглядеться к фашизму. Поначалу оно относилось к нему подозрительно, как к явлению плебейскому, а затем, хотя зачастую и с колебаниями, стало склоняться на его сторону.
Этому способствовали сами члены партии немецких националистов. Так, второй человек в этой партии, Пауль Банг, еще до сентябрьских выборов писал одному политиканствующему крупному помещику, с неудовольствием воспринимавшему фашистский «социализм»: «Движение, во главе которого шествует принц Август Вильгельм Прусский, никак нельзя считать ненадежным в национальном отношении. Нельзя отмахиваться… от движения, в котором авторитетную роль играет Кирдорф и в котором, как мне известно, участвует значительная часть сыновей ведущих промышленных магнатов запада Германии, например Фёглера. Негоже отвергать… ту партию, которая (пока единственная во всей Германии) каждодневно рискует своими костями в оорьое против коммунизма».
После выборов в рейхстаг 1930 г. юнкерство полностью примкнуло к концепции «национального блока», поневоле все больше признавая, что руководство в этом блоке следует предоставить нацистам. Как писал в феврале 1931 г. князь Фридрих Венд цу Ойленбург-Хертефельд графу Дитлоффу фон Арним-Бойтценбургу, «никак нельзя поверить, что в оставшееся время партии Гугенберга (т. е. немецким националистам. — В. Р.) удастся повести за собой массы» >5л. «Но если мы, — говорилось далее в письме, разосланном князем ряду представителей своего сословия, — не желаем большевизма, нам не остается иного выбора, кроме как встугшть в эту партию, которая, несмотря на кое-какие социалистические идеи, является антиподом марксизму и большевизму… Отдельные опасения но программным вопросам не могут больше играть никакой роли в принятии этого решения».
