Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии - [113]

В этот момент, в полдень 28 января 1933 г., подал в отставку рейхсканцлер Шлейхер. Перед тем на аудиенции у рейхспрезидента он заявил: есть только два пути — или кабинет Гитлера (будь то правительство меньшинства или большинства), или предоставление его, Шлейхера, правительству президиальных полномочий, а особенно права роспуска рейхстага, и вопреки конституции перенесение выборов на осень. Однако Гинденбург, уже сделавший выбор в пользу нацистского канцлера, в ответ привел тот аргумент, который сам Шлейхер дал ему в руки результатами командно-штабных учений в ноябре 1932 г.

Тогда Шлейхер, чтобы сбросить Папена, постарался доказать, что правительство, отвергаемое ⁹/₁₀ населения и поддерживаемое только рейхсвером, втянет страну в бесперспективную гражданскую войну. Но теперь за правительство Шлейхера не стоял целиком даже весь рейхсвер. Это стало внезапно ясно, когда ближайший сотрудник Шлейхера, начальник войскового управления рейхсвера генерал фон Гаммерштейн (и его начальник не смог помешать этому) 29 января отправился к Гитлеру и предложил ему свою поддержку (а это значило — поддержку рейхсвера) на тот случай, если в президентском дворце возникнет еще какое-либо сопротивление немедленному назначению нацистского главаря на пост рейхсканцлера ⁷⁸.

29 января все еще висело в воздухе, ибо день был воскресный. Гинденбург, ввиду старческого маразма после полудня никакими государственными делами заниматься не способный, в первой половине дня отправился в кирху. Поэтому на церемонию назначения Гитлера рейхсканцлером у него просто не хватило времени. Кроме того, в Берлин все еще не прибыл генерал Бломберг, сверхпоспешно вызванный из Женевы, поскольку на его назначении военным министром категорически настаивал старик президент с целью не поставить во главе вооруженных сил «человека нацистской партии». А чтобы этот пост хоть одну минуту оставался незанятым, Гинденбург не желал.

Таким образом возникла вынужденная 24-часовая пауза, но участвовавшие в фашистском заговоре честолюбцы, разумеется, сложа руки не сидели. Озабоченные расширением и укреплением собственного участия в будущей власти, они и в самые последние моменты предпринимали попытки оттеснить своих конкурентов на менее выгодные позиции. Несколько высших офицеров, хотевших стать Гитлеру необходимыми (если верить воспоминаниям различных участвовавших лиц), 29 января даже обсуждали в министерстве рейхсвера возможность арестовать Гин-денбурга, коли он и далее будет тянуть со своим решением назначить Гитлера канцлером. Сам Гитлер встретился с Папеном и пытался побудить его настаивать перед рейхспрезидентом и будущими министрами-консерваторами на быстром проведении новых выборов в рейхстаг. На них он, опираясь на беспощадный террор, рассчитывал на значительный успех НСДАП и на укрепление своих позиций в отношении партнеров.

Шлейхер, разведывательный аппарат которого функционировал все хуже и потому неточно информировал его о намерениях Гинденбурга, встретился с Гаммерштейпом, чтобы еще раз проанализировать свои возможности, но пришел к выводу: «В качестве будущего рейхсканцлера возможен только Гитлер»⁷⁹. Тем самым он признал, что его концепция военно-фашистского дуумвирата Шлейхер — Штрассер или Шлейхер — Гитлер провалилась. Эта капитуляция объяснялась прежде всего изменением образа мыслей Гинденбурга, соглашением немецких националистов с Гитлером, а также открыто профашистскими настроениями офицерского корпуса. Однако все это в конечном счете отражало лишь выраженную в ноябрьской петиции и во время кёльнских встреч волю монополистической элиты, стремившейся без всяких оговорок и дальнейших предварительных условий привести к власти того человека, в которого она верила, — Гитлера.

После того как жребий был брошен и отставка Шлейхера 28 января состоялась, всякие беседы и интриги следующего дня имели уже столь же малое значение, как и абсурдные, раздуваемые буржуазными историками фантастические слухи насчет якобы имевшихся планов восстания против Гитлера Потсдамского гарнизона в ночь с 29 на 30 января ⁸⁰.

Необоснованной является и распространенная в буржуазной литературе драматизация прибытия Бломберга в Берлин ранним утром 30 января. Она служит реабилитирующей военщину байкой о якобы типичном в те дни конфликте с совестью у генералов — между освященной присягой верностью впавшему в старческий — маразм и принявшему пагубные решения верховному главнокомандующему Гинденбургу, с одной стороны, и моральной обязанностью перед призванными «спасти фатерланд» непосредственными начальниками — с другой.

Обстоятельства прихода Гитлера к власти изображаются так, будто Бломберг, прибывший в Берлин на Ангальтский вокзал, был встречен там представителями двух различных органов (Оскаром фон Гинденбургом как посланцем рейхспрезидента и, как положено по службе, адъютантом Гаммерштейна) и ему предстояло решить вопрос, на чьей стороне он: тех, кто хочет, или тех, кто не хочет назначить Гитлера рейхсканцлером.

Гаммерштейн, как уже говорилось, всего несколькими часами раньше предложил свои услуги в качестве пособника нацистского главаря и никоим образом не являлся противником Гитлера, поэтому ни о какой решающей ситуации для Бломберга не могло быть и речи. Ведь он даже не знал, что Оскару приказано доставить его в президентский дворец, чтобы там привести к присяге в качестве первого члена гитлеровского кабинета. Бломберг просто подчинился приказу вышестоящего начальника. Передав через адъютанта извинение Гаммерштейну за свою неявку в министерство рейхсвера, он отправился к главнокомандующему. Однако тот принял Бломберга не в качестве такового, а как глава государства и вручил обескураженному генералу грамоту о назначении его министром рейхсвера, а затем во время завтрака и прогулки в дворцовом саду дал ему время обдумать свою позицию.