Как бездомная собака - [7]
- На кухне. Она плачет. Это та женщина… Не хочу, чтобы она сюда приезжала.,
- Какая женщина?
- Мадам Бержэ, инспекторша.
Заинтригованный Жан Монзак постучался, потом приоткрыл дверь в кухню. Сесиль заметила, что Эли сидит на лестнице.
- Почему ты здесь, а не в саду? Вон идет Поль, он поиграет с тобой. Отправляйтесь оба на воздух. Входите, Жан.
Когда Поль проходил мимо нее, Эли подставила ему ножку, и он чуть не упал.
- Твое счастье, что я завтра уезжаю, - пригрозил он девочке, - иначе твоим ушам бы не поздоровилось.-
Поль часто грозил ребенку расправой, но никогда не решался прибегнуть к ней, - ему исполнилось уже шестнадцать лет, он был ростом со взрослого мужчину, да и добряк по натуре.
Малютка Мими тоже спускалась, с трудом переставляя свои толстые ножки; одной рукой она держалась за перила, в другой у нее было большое яблоко. Увидев Эли, она завизжала от радости, и вскоре все трое исчезли из виду.
Сесиль заперлась с деверем на кухне. В смятении она поведала ему все, что произошло, и тут же об этом пожалела.
- Жан, то, что я вам сказала, должно остаться между нами, - просила она, прекрасно понимая, что у того не хватит характера скрыть такое сенсационное сообщение от жены и что, поднявшись к себе, он первым делом все ей передаст.
Сесиль, как обычно, рано уложила Эли спать. Детская примыкала к ее спальне. Она была квадратная, с наглухо затянутыми на ночь портьерами, и создавала впечатление безопасности и уюта, а мебель говорила о том, что обставлена детская любовно.
Сесиль смотрела на Эли, когда та снимала платье и белье и надевала на себя ночную рубашку в цветочках.
«Сказать мне такую вещь через два года! Два года моей и Розиной любви! Два года, отданные, чтобы овладеть сердцем маленького дичка, который в конце концов привязался к нам и позабыл драму своей жизни».
Минуты, когда Эли укладывалась спать, были полны нежности; девочка требовала, чтобы мать поцеловала ее и крепко прижала к себе, прежде чем заправит одеяло. Эли целовала фотографию Поля Монзака, «нашего папы», которая стояла подле ее кровати, как бы охраняя ребенка.
Сесиль не могла решиться отменить этот вечерний ритуал. С мукой в душе она приняла в нем участие, стараясь отогнать грызущие ее мысли, отложить принятие решения. Она подождет Розу. Роза научит, как ей поступить. Роза ведь лучше, мудрее, чем она, Сесиль, нередко такая невыдержанная и резкая, что самой себе не доверяла.
- Я не попрощалась с дядей Жаном, ни с тетей, ни с Полем, ни с Мими, - пробормотала Эли, засыпая.
- Ничего, ничего, спи, - сказала мать, боясь, чтобы Монзаки, преисполненные негодования, не стали обращаться с ребенком, как с преступником. - Ты увидишь их утром, перед отъездом.
Когда Эли заснула, Сесиль поднялась наверх. Жан Монзак продал старшему брату, после смерти их родителей, свою часть большого дома и имения, чтобы приобрести себе квартиру в Париже. Он работал в одной из контор Ситроена и, хотя зарабатывал неплохо, всегда немного завидовал положению брата. Нельзя сказать, чтобы он не сочувствовал тем, кого постигало несчастье,- узнав об аресте Поля и одновременно о смерти матери Сесиль, он немедленно перебрался через оккупационную линию, чтобы прийти на помощь своей невестке. Сесиль никогда этого не забывала, так же как и те страшные дни весною 45-го года, которые она провела вместе с ним в ожидании возвращения Поля. После войны она предложила Жану приезжать каждое лето на каникулы в дом его родителей и отвела ему второй этаж.
Молодая женщина нехотя поднималась по лестнице, уже заранее взволнованная тем, что услышит. Рассказал ли Жан своей Иветте то, что невестка доверила ему в минуту слабости? Сесиль хотела еще сегодня вечером попрощаться с семейством Монзак, надеясь, что они уедут на рассвете, не тревожа ее. Путь ведь дальний до Парижа!
- Садитесь, Сесиль, - сказала Иветта, предлагая ей стул. Ее сострадательный тон говорил о том, что муж ей все рассказал. К тому же, чтобы у Сесиль не было никаких сомнений, Иветта добавила:
- Жан мне сказал относительно девочки… Для вас это тяжелый удар, вы бледны и постарели на десять лет.
- Безусловно серьезный удар, - подтвердил Жан Монзак.
- И не такие я переносила в жизни, - ответила Сесиль, которую раздражало их участие.
- Она могла бы вас предупредить раньше, могла навести справки два года тому назад, когда вы об этом ее просили.
- Да, конечно.
- Теперь я ничему не удивляюсь, - заметила Иветта.- У Элизабетты все недостатки; она лгунья, воровка…- Изумление, выразившееся на лице Сесиль, заставило ее пояснить: - Вы же сами мне говорили, что у вас пропадали мелкие вещицы и что вас это очень огорчало. Во всяком случае, если она и не воровка, она груба, непослушна, ленива, беспорядочна…
- Ты преувеличиваешь, - перебил ее Жан. - Это ведь ребенок. Все дети, даже твои собственные, имеют недостатки; только ты на это закрываешь глаза.
Иветта пожала плечами:
- Спроси у своего сына; что он о ней скажет?
- Она большая надоеда, - признался Поль, - но в конце концов это ведь малышка.
- Ну, хорошо, попрощайся с тетей, Пополь, и иди спать.
Юноша встал из-за стола, выпрямился и заявил:
