Как бездомная собака - [34]
Однако, увидев в окно Эли, возвращавшуюся к пяти часам с озабоченным липом из школы, Сесиль пожалела ее. В душе наступила какая-то перемена, и она решила все то время, которое ей предстоит еще пробыть с девочкой, относиться к ней по-матерински. Ей казалось, что она случайно встретила Эли на своем пути, что девочка недолго здесь задержится и скоро навсегда исчезнет из ее жизни.
Эли сразу же поняла, что мама лучше настроена, увидела, что у нее подобрели глаза. Сесиль поцеловала ребенка и разрешила себя поцеловать, а не оборвала Эли, как делала это в последнее время: «Отстань, терпеть не могу, когда все время лижутся».
Девочка приободрилась и побежала в сад посмотреть, не осталось ли роз для «нашего папы».
Сесиль видела из кухни, как Эли бегает вверх и вниз по саду между желтыми подсолнечниками, лиловыми астрами и последними георгинами. Все эти цветы были выше девочки, и она исчезала среди них. Сесиль смотрела на нее совсем другими глазами, словно это был чужой ребенок. Ей бросилось в глаза изящество Эли, которое так пленяло Розу, ее грация и миловидность, и растроганная Сесиль решила последовать советам тетки и поместить девочку в закрытое учебное заведение, а не отсылать к мадам Бержэ.
Когда Эли, запыхавшись, возвращалась, внезапно налетел шквал - отголосок бушевавшей вдали бури, захлопали ставни, широко распахнулись окна.
- Неуютно теперь на море, - сказала девочка, входя с двумя розами в руке. Ветер набросил ей на голову юбку. - Какой ветер! Я все думаю о тете Розе, - а ты мама?
- Ия тоже. Я очень за нее беспокоюсь. До вчерашнего дня была такая хорошая погода. Не повезло ей!
Их объединяла общая тревога. Ветер распахнул кухонную дверь. Сесиль удержала ее, чтобы помешать с шумом захлопнуться, и велела девочке закрыть окна в библиотеке и столовой.
Эли побежала. На письменном столе матери бумаги все разлетелись; упрямый ветер, раскидав их по полу и по стульям, снова взялся за них, сдувая в разные стороны. Письма и бумаги порхали по комнате, девочка гонялась за ними. Наконец Эли закрыла окно и подняла множество бумажек, «ее записочек», которые она клала за столом на прибор матери, а вечером на ее подушку, прося прощения за дерзость или непослушание. Значит, мама их сохраняла, - Эли была этим очень растрогана.
Она подняла конверт с бланком Ситроена. . . «Письмо от дяди Жана! - воскликнула Эли.- Наверно, только что пришло». Вне себя от радости она уже было побежала к матери с криком: «Мама, ты получила письмо от дяди Жана. Что он пишет?» Но вдруг передумала, вернулась в библиотеку, вынула письмо из конверта и стала читать.
Вначале, когда она узнала, что Поль и Мими ожидают их на рождество с нетерпением, улыбка озарила ее подвижное личико, и она снова собралась побежать к матери, чтобы поделиться с ней своей радостью, но, перейдя ко второму абзацу: «Удалось ли Вам освободиться от Эли? Уехала ли она уже?» - бедняжка побледнела, пыталась читать дальше, но эти листки внушали ей отвращение. Ее охватил ужас. Она почувствовала во всем теле пустоту, ноги у нее подкосились, и она рухнула наземь, почти теряя сознание. Письмо упало возле нее. Обе розы, которые она положила на письменный стол, тоже были сдуты ветром.
Девочка поднялась, бросилась к входным дверям и, словно обезумев, добежала до большой дороги, свернула на первую попавшуюся тропинку, не понимая, куда она ведет. Ветер бил ей прямо в лицо. К счастью, возвратившись из школы, она не успела еще снять плащ и не почувствовала холода. Эли звала или ей казалось, что она зовет: «Мама! Мама! Моя мамочка! Тетя Роза! Моя тетя Роза!» Она плакала, продолжая бежать, спотыкалась о камни, падала, снова поднималась, приходя все в большее и большее отчаяние. Никто не попадался ей навстречу, и она продолжала свой путь. Она миновала ферму и добралась до леса. Эли бежала все дальше и дальше. Зацепившись за свалившийся сук, она содрала кожу с колена; из ранки потекла кровь. Обычно в таких случаях мама или тетя Роза обмывали и перевязывали рану. Теперь уж никто этого не сделает, никто. Она вспомнила мадам Бержэ. Мадам Бержэ - девочка это знала-не покинет ее, именно она приедет за ней, чтобы увезти далеко от той, которая была теперь ее матерью. Разве она, Эли, такая дурная, что ее нельзя любить? Ведь тетя Роза ее любит. Если тетя Роза любит, почему же мама не может тоже ее любить? Какой злой дядя Жан! А она так восхищалась им. Он как будто доволен тем, что мама собирается ее отослать. «Но что ж я такое сделала?» - спрашивала себя девочка. Значит, она не поедет в Париж, не будет веселиться на рождестве у дяди Жана. Нет у нее больше дяди, нет тети Иветты, нет кузенов. Никого! У нее нет больше родных… А она так надеялась, что Франсис станет ее отцом. Франсис тоже не любит ее, раз позволяет прогнать. Прогнать ее. Но почему же мама хочет ее прогнать? Разве мать может выгнать свою дочурку? Лучше умереть, чем остаться совсем одной. Снова стать питомицей Попечительства, жить на какой-то заброшенной ферме, по воскресеньям носить синее платье! О, только не синее платье, не синее платье!
Эли уже раз испытала большое унижение, о котором, казалось, позабыла, но теперь она вспомнила о нем во всех подробностях. Прежде чем попасть сюда, к этой маме, где она была так счастлива, мадам Бержэ устроила ее к каким-то мучным торговцам - мужу и жене, которые хотели усыновить ребенка. Жена сразу же сказала ей: «Ты будешь называть меня Марселью, а мужа Бернаром». Эли показалось очень странным называть мать и отца по именам, но что было делать? Пришлось подчиниться, но она старалась как можно меньше обращаться к ним. Бернар был очень доволен ее присутствием в доме и играл с ней в столовой, но это почему-то не понравилось его жене. Она являлась иногда с сердитым видом посмотреть, что они делают. Через неделю Бернар привез ее обратно к мадам Бержэ. Эли не подошла мучным торговцам. Девочка вспомнила, что совсем тогда не плакала. Нет, ни за что на свете она не стала бы плакать. Мадам Бержэ, оставила ее на несколько дней у себя, прежде чем отвезти в Жорнак. Она не злая, эта мадам Бержэ, - все это получалось не по ее вине. У нее было много знакомых и друзей, которые собирались по вечерам в ее доме, играли в карты или занимались музыкой. В эти дни Эли всех целовала. Теперь, когда она об этом думала, она понимала, что была совсем как бездомная собака, которая ищет себе хозяина, друга, семью, домашний очаг. Бездомная собака! Вот чем она стала снова. Все от нее отказались. Ей всегда так хотелось подобрать и привести домой всех бродячих собачонок, которые попадались ей навстречу, а теперь она сама стала совсем, как они… Без мамы! Без отца! Без тети Розы! Если тетя Роза погибнет в этой буре, тогда все будет кончено. Тетя Роза была единственным огоньком, тем огоньком, который мерцает где-то вдали и светит путнику, когда он потерял дорогу, вот как Эли сейчас. Она плутала по лесу, не узнавая его. Вдруг она увидела под деревом белые грибы. Она собрала их, но потом бросила. Белые грибы! На что они ей теперь! У нее нет дома. Куда она их принесет?.. Мохнатые каштаны падали вокруг нее, лопались; из скорлупы выкатывалось ядро. Девочка проголодалась. Она подняла каштан, пожевала его, но он показался ей горьким. У нее мелькнула мысль попросить пристанища на ферме, если она найдет туда дорогу. Анетта такая милая, она, конечно, пожалеет Эли. Но она отведет ее обратно к Сесили, а этого девочка ни под каким видом не хотела. И Мария Гонзалес тоже ее бы приютила, но и туда она не могла пойти по той же причине, да и Тоньо не вступился за нее, когда школьники стали ее обижать, называя «Перье». Может быть, он даже радовался ее унижению. Она обидела его, отказавшись от шоколадок, которые он ей принес. Да, так оно и должно быть! Перье! Фамилия, данная ей Попечительством. И до чего были довольны дети, выкрикивая фамилию Перье, даже самые младшие, с которыми она охотно возилась. Мужчины, женщины и дети - все были злые. Даже ее мать! Даже ее мать!.. Она горько, горько заплакала.
