– Тогда я желаю, чтобы ты освободился, – кивнул чайханщик, – только не шуми, а то мой друг проснется…
Лицо джинна просияло радостью, он весь вдруг засветился, превратившись из дыма в пламя. Вспышка заставила Хусейна прикрыть глаза, а когда чайханщик вновь смог видеть, то перед ним уже никого не было.
– И лампу свою забери, – сказал он негромко, – мне она не нужна.
Из пустоты высунулась светящаяся рука, ухватила светильник за бок и исчезла. Налетевший ветер шепнул прямо в ухо «Спасибо!».
Хусейн сидел, задумавшись. Шакал в пустыне затих, и стал слышен мягкий плеск речных волн. Луна медленно ползла к горизонту, звезды катились жемчугом по черному бархату небосвода, на востоке потихоньку начало светлеть.
Али зашевелился, потом кашлянул.
– Я что, задремал, во имя Аллаха? – спросил он сонным голосом.
– Да, – ответил Хусейн. – И знаешь, я только что разговаривал с джинном…
– Похоже, ты тоже спал, – Али захихикал, содрогаясь всем телом. Занимающийся рассвет четко высветил его морщинистое лицо, черные мешки под глазами.
– Нет, – покачал головой чайханщик. – Это было на самом деле. Он явился из лампы гончара Ахмеда.
– И что он тебе предлагал? – с сомнением спросил Али.
– Легкую жизнь, – отозвался Хусейн.
– А разве у нас она тяжелая? – Али зевнул, обнажив розовые десны, из которых кое-где торчали остатки зубов. – Что, не будешь спать сегодня?
– Зачем, – чайханщик слегка повел плечами, ощущая, как ноет после бессонной ночи шея. – Скоро приедет водовоз, мне надо будет растапливать печь и ставить лепешки.
– А мне – отправляться в мечеть, – вздохнул Али.
Старики сидели и смотрели на восток, откуда поднималось, затмевая звезды, розовое сияние. Свет восходящего солнца вырвал из тьмы стройную колонну минарета, выкрасил ее в желтый цвет.
Совсем скоро с ее вершины донесется звонкий крик муэдзина, зовущего мусульман на молитву.
На Каир неторопливо накатывался день.
