Кафе маленьких чудес - [21]

– В Болонью, – повторил Бошан. – Удивлены, да? – Он усмехнулся. – И если уж быть точным, то всем этим я обязан только вам или, вернее говоря, той маленькой собачке. – Профессор откинулся в кресле, и в глазах его появилось мечтательное выражение. – Помните, как вы тогда, в октябре, не смогли поехать на нью-йоркский конгресс из-за маленькой Лилы?

– Лулы, – машинально поправила Нелли, прежде чем окончательно перестала что-либо соображать.

И пока профессор с восторженно загоревшимися глазами рассказывал ей о своей великой любви, которая обрушилась на него нежданно-негаданно, как гроза, и даже обрисовал в общих чертах сияющую перспективу прекрасного будущего в качестве мужа белокурой итальянской преподавательницы с серебряными браслетами, Нелли с остановившимся взглядом пыталась удержаться от слез, которые вот-вот готовы были хлынуть у нее из глаз.

– Вы первая, кому я об этом рассказал, мадемуазель Делакур. Впрочем, что уж там! Можно я буду называть вас просто Нелли? Ну, вы же сами понимаете: мы с Изабеллой решили, что лучше пока подержать это дело в секрете, чтобы избежать ненужных разговоров на факультете. Сегодня в полдень я иду говорить с деканом. А на рождественском празднике мы обо всем объявим официально.

Бошан сиял от счастья. И только кончив говорить, обратил внимание, что его ассистентка вдруг побледнела.

– Нелли! Что это с вами? – Он испытующе поглядел на нее. – Никак вы плачете?

Нелли помотала головой и почувствовала, как стоявший в ушах тоненький звон усилился и превратился в бушующий ураган.

– Нет, нет! – заверила она его придушенным голосом. – Просто… просто я… так растрогалась…

– Ах, Нелли! Какое же вы сердечное существо! Мне кажется, я буду очень по вас скучать. – Профессор улыбался. Глядя на нее, он сам так растрогался, что готов был излить перед ней свою душу. – Но ведь это и впрямь весьма романтическая история?

Нелли встала с кресла на подкашивающихся ногах и молча кивнула. Она думала только о том, чтобы как можно скорее выбраться из профессорского кабинета.

– Я… сердечно рада… за вас, – выговорила она через силу.

Профессор Бошан тоже поднялся.

– Спасибо вам, Нелли! – сказал он, радостно кивая. – А что касается вашей магистерской работы, то пусть вас это не беспокоит. Я, конечно, останусь вашим руководителем и доведу вас до защиты.

Нелли проглотила комок и посмотрела на профессора взглядом утопающей:

– Вы очень любезны.

– Пустяки, иначе и быть не может! Да, Нелли, вот что еще…

– Да?

– Вам нужно почаще улыбаться. Вы даже не представляете себе, как вы очаровательны, когда улыбаетесь.

Нелли стиснула губы и заставила себя улыбнуться. Затем бросила на Бошана последний взгляд. Он ничего не понял, ничего!

– Увидимся, значит, на праздновании Рождества, – сказал он на прощание. – И пожалуйста, сохраните до тех пор наш маленький секрет, хорошо?

– Не беспокойтесь.

Нелли хотела уже направиться к двери, как вдруг ее взгляд упал на голубой конверт, который все еще лежал на столе и в котором содержался секрет куда более серьезный. Ее обдало жаром. Она шагнула к столу и быстрым движением схватила письмо, в котором было сказано все, что накопилось у нее на сердце.

Профессор удивленно поднял брови.

– Что это вы, Нелли, как же так? – запротестовал он.

– С этим все закончено, – сказала Нелли и, слабо улыбнувшись, сунула конверт к себе в сумку. – Вы уже поправились и теперь здоровы.

Затем она повернулась на каблуках и со слезами на глазах бегом кинулась вон из кабинета, оставив профессора в полном недоумении и заставив его лишний раз убедиться в том, что мадемуазель Делакур совершенно загадочное существо. Пробежав через секретарскую, мимо мадам Борель с неизменным тунцом, мимо своего кабинета – на бегу схватила висевший на стуле плащ и шарф, мимо Изабеллы Сарти, которая, тихонько напевая, как раз отпирала свою дверь с постером из Метрополитен-музея прочь от всего, что еще утром имело для нее значение.

И все это время в голове стучали одни и те же слова, достойные, пожалуй, Алексиса Зорбы: «The full catastrоphe, the full catastrophe!»[41]

Через полчаса Нелли уже не могла понять, катятся ли по ее щекам слезы, или это струи моросящего дождя. Клетчатый зонтик остался в кабинете, где она поставила его сушиться. Второпях она забыла его прихватить, но теперь это тоже не имело значения.

Не раздумывая, она почему-то пошла в Люксембургский сад, совершенно осиротевший в эти дни. Нелли брела по знакомым дорожкам под могучими столетними деревьями, которые тянулись оголенными ветками к тяжелым тучам, словно надеясь ухватить среди них кусочек ясного неба. Нелли подняла голову, вглядываясь в серую высь. «Напрасные усилия любви, напрасные усилия любви», – горько подумала она и тут почувствовала, как правый башмак наполнился водой, потому что она угодила ногой в лужу. Чертыхнувшись, она выскочила на сухое место.

– Какого черта! Что же это все сегодня идет наперекосяк! – воскликнула Нелли и раздраженно подумала, с какой стати профессор Бошан все время вел себя с ней так любезно, если она ему была совершенно не нужна? Она же все это не придумала – его взгляды, его улыбку, все эти замечательные слова, которые она бережно хранила в душе как какие-то бесценные сокровища! Список совпадений, который она вела так аккуратно! Все это вело к логическому выводу, что рано или поздно им суждено быть вместе. Она положилась на то, что время работает на нее, и терпеливо, как овца, дожидалась, когда представится подходящий случай. А тут вдруг откуда ни возьмись эта итальянка, причем уже с женихом, и раз тебе – хватило одной чертовой грозы, чтобы между ней и профессором вспыхнула любовь! Как же несправедлива жизнь! Чтобы это понять, не обязательно даже изучать философию.