Кадис - [72]

– Теперь я верю, что он уедет, – сказала Амаранта.

– Прощайте, сеньора! – воскликнул лорд Грей с глубоким волнением, то ли притворным, то ли искренним. – Прощайте, Арасели. Инес, друзья мои, постарайтесь забыть несчастного Грея. И вы, Асунсьон, – я, верно, оскорбил вас, вы с таким гневом смотрите на меня, – прощайте.

Бедная Асунсьон залилась слезами.

– Я хотел просить у вас последней милости – свидания, чтобы сказать прости той, которую я так любил. Но я больше не надеюсь на эту милость. Я безумец. Вы возненавидели меня, я прочел ненависть в ваших прекрасных глазах, и вы правы… Несчастный, я мечтал о недостижимом! В своем безумии я надеялся вырвать из вашего чистого сердца его врожденное благочестие. Я домогался невозможного – вступил в борьбу с Богом, единственным возлюбленным, который достоин безмерного величия вашего сердца… Прощайте. Вернитесь к вашим святым помыслам, к небесным высотам, с которых презренный человек пытался низвести вас. Ступайте в монастырь, ступайте… Бог да простит мне мои дерзкие мысли… Пусть все останется как было. Ангелам – небо, человеческим слабостям и порокам – земля… Прежде – любовь, безумие, страстный порыв; теперь – уважение, почтительность. Вы, как и прежде, царите в моем сердце, ныне я воздвиг вам алтарь. Вы – святая. Прощайте, прощайте.

Лорд Грей пылко сжал руки девушки и бросился прочь из комнаты. Мы поверили, что сердце его разрывается на части, и пожалели его.

Вскоре затем Асунсьон ушла в сопровождении своего наставника; вернувшись в материнский дом, святая заняла свое прежнее место на алтаре.

Судя о лорде Грее по приведенной выше сцене, мои читатели, пожалуй, и в самом деле вообразят, что, потерпев поражение в ту памятную ночь, хитрый соблазнитель отказался от своей цели. Какое заблуждение! Читайте дальше, и вы увидите, что сцена прощания, этот превосходный стратегический маневр против очарованной им девочки, была лишь подготовкой к замыслу – мы можем назвать его катастрофой, – осуществленному той же ночью и послужившему развязкой к поведанному мной приключению.

XXXI

Я расскажу все от слова до слова. Когда на следующий день к вечеру я не спеша вошел в дом моих приятельниц, навстречу ко мне выбежали взволнованные донья Флора, Амаранта и Инес.

– Ты уже знаешь о случившемся? – начала донья Флора. – Бессовестный лорд Грей похитил нашу святую. Вчера ночью Асунсьон исчезла из дому.

– Он увез ее насильно, – добавила Инес, – дон Пако оказался привязанным к перилам лестницы. Я уверена, она сопротивлялась… Ее крик разбудил донью Марию, но, когда все выбежали на лестницу, беглецов уже и след простыл. Сегодня утром донья Мария вынудила Пресентасьон во всем признаться.

– Не говорите мне, будто она сопротивлялась, – возразила донья Флора. – Лорд Грей очаровательный человек и умеет кружить головы… К чему лицемерить? Девушка ушла с ним по доброй воле.

– Донья Мария, наверное, в восторге от поведения своих дочерей… – сказала со смехом Амаранта. – Небось вспомнит свой любимый припев: «Я воспитываю моих дочерей, как воспитывали меня».

– Итак, лорд Грей уехал вместе с ней? – спросил я.

– Он готовится к отъезду.

– Здесь только что был капитан корабля, от него мы узнали, что милорд зафрахтовал английский бриг «Девкалион» и завтра отплывает.

– Попытаемся же помешать их бегству, пока не поздно, – сказала Инес с тревогой.

– Это уже дело доньи Марии.

– Но необходимо сообщить ей, что «Девкалион» отходит этой ночью и что судно зафрахтовано лордом Греем.

– Да, надо сообщить, – с жаром подхватила Инес. – Я сама пойду к ней.

– Пусть лучше пойдет Габриэль.

– Что ж, хотя донья Мария выгнала меня вчера из дому, я готов оказать ей эту услугу.

– Так не теряй времени… Я умираю от беспокойства, – сказала Инес.

– Поспеши же, наша бедная девочка сходит с ума от нетерпения.

– Иду. По совести говоря, я не собирался еще раз переступать порог этого дома… Так вы говорите, «Девкалион»? Английский бриг?.. Не думаю, что беглецов можно настичь.

Я направился к дому де Румблар и, едва войдя, увидел, что там царит полное смятение. Дон Диего и дон Пако недвижно сидели в коридоре один против другого, как воплощение скорби. Багровые синяки на руках старого учителя свидетельствовали о том, что он стал жертвой насилия. Время от времени бедный старик сотрясал воздух глубоким и мощным вздохом, который способен был угнать в открытое море целый линейный корабль. При моем появлении оба поднялись, и наставник сказал:

– Пойдем, может, мы все-таки найдем ее. Это наша седьмая попытка.

Графиня де Румблар вместе с младшей дочерью, страдая от душевной боли и стыда, не покидала комнаты позади зала. В гостиной, прикованная ревматизмом к своему креслу на колесиках, царила одна маркиза де Лейва. Остоласа, Каломарде и Вальенте оживленно обсуждали необычайное происшествие. Услышав голос маркизы, я похолодел от страха.

«Ну, теперь тебе несдобровать, Габриэль, – сказал я про себя. – Маркиза раскусила тебя, друг, и твоя песенка спета».

Однако я не отступил и вошел в гостиную, исполненный решимости.

– Так, значит, англичанин может безнаказанно издеваться над всей Испанией, – возмущалась маркиза.