Кадис - [26]

«Недаром этот бездельник поведал мне, что обращается за помощью к своим приятельницам, – заметил я про себя. – Через святошу Асунсьон он посылает записочки Инес и получает ответы».

– Весьма рада, что вы так твердо решили продолжать свою духовную карьеру, – сказала мне Инес с легкой иронией. – Прекрасное решение, ведь нынче нам нужны не военные, а хорошие священники. Свет так развращен, что нас могут спасти лишь молитвы, но не шпаги.

– Эта склонность проявилась у меня с детства, – сказал я, – и ничто не в силах искоренить ее, несмотря на все перемены и невзгоды моей жизни.

Инес часто поглядывала в сторону англичанина и Асунсьон. Донья Мария тоже обратила на них внимание и сказала:

– Довольно, дитя мое. Не мучай долее нашего милого лорда Грея. Подойди ко мне.

Асунсьон поспешила к матери, а Инес по знаку графини подошла к англичанину. Меня удивили эти переходы и загадочный диалог выразительных взглядов, которыми девушки непрерывно обменивались. Я решил удвоить внимание, чтобы разгадать тайну немого разговора, но донья Мария отвлекла меня.

– Сеньор дон Габриэль, вы, как человек почти полностью оторванный от жизни общества, что, впрочем, не сказывается ни на вашем облике, ни на манере себя держать, вы, конечно, поймете, что на скромных приемах в моем доме я не могу допустить той вольности отношений, которую в других семьях допускают слепые, неосторожные матери взрослых дочерей. Как видите, я разрешаю моим девочкам беседовать лишь с Остоласой, лордом Греем и с вами, да и то не более пятнадцати минут кряду. Возможно, что моя система, хотя она и не слишком сурова, вызывает осуждение тех, кто ратует за право молодости на полную свободу. Я не обращаю внимания на хулителей. Но вы, несомненно, воздадите мне должное и отзоветесь с похвалой о моей предусмотрительности.

– Разумеется, сеньора, – ответил я высокопарным тоном, – мудрость и осторожность велят совершенно запретить девушкам беседовать, обмениваться взглядами или знаками с кем бы то ни было из мужчин, кроме исповедника. Ах, сеньора графиня, вы, кажется, угадали мои мысли. Я, как и вы, осуждаю испорченность нравов, порождение французского бесстыдства. Как и вы, я осуждаю беззаботность матерей, слепоту отцов, коварство теток, сообщничество кузин и доверчивость бабушек. Я неизменно повторяю: «Порядок, суровость, осмотрительность и полное заточение юных девиц, иначе наше общество в скором времени скатится в греховную бездну». Именно так, сеньора графиня, говорю я всем матерям, которых я знаю, и советую им: «Пока ваши дочери не вышли замуж, следите за ними во все глаза. Ну а после замужества пусть устраивают свою жизнь, как желают, и, ежели они вздумают завести себе две дюжины поклонников, пускай заводят».

– Я во всем согласна с вами, кроме последнего, – возразила донья Мария, – ибо я не терплю безнравственности как у девиц, так и у замужних женщин. Ах, у меня на этот счет весьма строгие суждения, сеньор дон Габриэль. Меня поражает, когда я вижу, что добрые христианки-матери строго следят за своими незамужними дочерьми и равнодушны к их прегрешениям после брака. Я не такова, вот почему я не желаю выдавать замуж моих дочерей. Ни за что и никогда! Выйдя замуж, они освободились бы из-под моей опеки, и, хотя я не считаю их способными на что-либо дурное, мне невыносимо думать, что они могут совершить в жизни ошибку, а я буду бессильна их покарать.

– Моя система самая лучшая, сеньора, и я ее неустанно рекомендую всем матерям. Порядок, суровость, молчание, заточение в стенах дома и вечное рабство. Эту мысль внушили мне книги и размышления.

– Вполне ее разделяю. Моя дочь Асунсьон в скором времени поступит в монастырь, а Пресентасьон останется в девицах, таково мое твердое решение.

– Естественное и весьма справедливое.

– Поскольку одной суждено стать монахиней, а другой – остаться незамужней, к чему разрешать им беседовать с молодыми людьми?

– В самом деле… К чему?.. Это не сулит ничего, кроме дурных мыслей и грехов… и каких грехов!

– Но надо считаться с обычаями, требующими некоторой свободы, вот почему я проявляю известную терпимость. Как вы видите, я принимаю у себя не только духовных, но и светских лиц, конечно, вполне добропорядочных и рассудительных. Что делать, приходится идти на уступки, иначе прослывешь ханжой. По вечерам в гостиной появляется Инес, ей, ввиду предстоящего в недалеком времени замужества, я разрешаю вести долгие беседы с тем или другим отменно достойным человеком хорошего происхождения. Если б не она, лорд Грей смертельно скучал бы в нашем доме. Не находите ли вы, что молодой особе, наследнице майората[77], которой предстоит занять высокое положение при дворе, следует предоставить некоторую свободу?

– Полную свободу, сеньора, полную. Наследница майората! Вообразите, что ее назначат камеристкой королевы или придворной дамой императрицы, – так сможет ли она справиться со своими обязанностями, не обладая проворством, развязностью и хитростью, этими совершенно необходимыми качествами для верной службы при дворе?

– Правильно, каждую девушку надлежит воспитывать в согласии с ее судьбой. Высокое положение в свете обязывает. Тут, как говорится, строгость не всегда на месте, хотя некоторые законы следовало бы соблюдать в любых случаях жизни. Однако как повелось исстари, так и мы должны поступать, – отцы и деды умели жить лучше нашего.