Кадетство. Воспоминания выпускников военных училищ XIX века - [55]
В преподавание учебных предметов начали вводиться новые способы, облегчающие ученье, а унтер-офицеры обязаны были ежедневно по выходе кадет из классов в 11 часов утра и в 6 часов вечера проверить каждого кадета порученного нам отделения, чем он занимался в классах. <…>
31 марта 1826 года был самый замечательный день в жизни Морского кадетского корпуса. В этот день впервые посетил корпус государь император Николай Павлович. Он приехал в корпус около трех часов пополудни с великим князем Михаилом Павловичем и прямо прошел в классы, где тогда были воспитанники. Главным дежурным был князь Сергей Александрович, а я — дежурным унтер-офицером по лазарету. Тотчас государя встретили директор и все начальство.
Памятник Крузенштерну напротив здания Морского кадетского корпуса
Государь обошел классы, роты, лазарет, столовый зал, делая различные замечания. Шедший впереди штаб-офицер, отворяя двери, называл то помещение, куда входили; так, входя в отдельный класс, он сказал: «Танцевальный класс», — а там в это время был преподаватель Закона Божия. Обыкновенно для преподавания Закона Божия в кадетских классах соединяли <…> два класса <…> вместе, и так как такое большое число кадет не могло поместиться в обыкновенной классной комнате, то и помещали в танцевальном классе. Говорили тогда, что когда сказали «танцевальный класс», то государь сказал: «Это и по учителю заметно». Также говорили, что когда великий князь Михаил Павлович воротился домой, то в кругу приближенных рассказывал, что в Морском корпусе священник учит кадет танцевать.
В 1825 году выпуска из корпуса не было, и выпускных почти целый год экзаменовали и выпустили в мичмана в феврале следующего, 1826 года. <…> Князь Шихматов в следующем году оставил службу и поступил в монастырь…
Морской кадетский корпус в 1823–1828 годах
(П. В. Митурич)
Пятого сентября 1822 года, в квартире отца моего, в доме Румеля, на углу Среднего проспекта и 14-й линии Васильевского острова, происходило маленькое семейное торжество, по случаю именин матушки. Отец мой, Василий Павлович Митурич, служил в департаменте народного просвещения и очень незадолго перед тем получил место начальника отделение, что делало его и матушку в этот день особенно счастливыми. Собралось много гостей, большею частью сослуживцев отца по департаменту и по морскому корпусу, где он также служил преподавателем. Были и многие родные, в числе которых — Марк Филиппович Горковенко, инспектор классов морского кадетского корпуса.
Вечером, когда сели играть в бостон, Марк Филиппович позвал меня в другую комнату и велел мне принести какую-нибудь книгу. Я был тогда мальчуганом, удивительно маленьким для своих почти девяти лет, но тотчас сообразил, что мне предстоит нечто в роде экзамена, и подал любимые мои «Сказки Эмина». Марк Филиппович, увидев, что я очень бойко читаю, сказал:
Ну, братец, эти сказки ты, кажется, наизусть знаешь! Нет, дай-ко мне другую книжку?
Отец, услышавши это, подал ему только что полученный, новый номер «Вестника Европы».
— Вот, — говорить Горковенко, — тут ты покажешь мне свою прыть!
Я взял книгу и с указанного места прочитал ему половину страницы также бойко, как и «Сказки Эмина». Затем, по приказанию его, прочитал Символ Веры и довольно хорошо отвечал ему на несколько вопросов из таблицы умножения.
— Недурно! — продолжал он, обращаясь к отцу. — А что, Василий Павлович, хотите его отдать теперь? У меня в роте есть вакансия, а с нового года мы его и совсем зачислим?
Матушка, услыхавши это, стала просить оставить меня дома, хоть до нового года, ссылаясь на то, что мне еще в октябре только минет девять лет.
— Ну, как хотите, — сказал Горковенко, — пожалуй оставьте до нового года, а я все-таки его зачислю, а то, до нового года, может случиться, что все казенные вакансии будут разобраны.
Таким образом, участь моя была решена, и с этого дня матушка стала смотреть на меня, как на самого дорогого гостя. Четыре месяца промелькнули счастливо, и незаметно приблизилось 8-е января 1823 года. Последнее время матушка, да и я, глядя на нее, сильно грустили, хотя только что сделанная мне кадетская форма меня несколько утешала. В то время, поступавшие в корпус должны были обмундировываться на собственный счет.
Утром 8-го января, после чая, матушка велела мне надеть кадетскую форму, и вместе с нею и батюшкой мы отправились на Псковское подворье. Там, после литургии, знакомый нам иеромонах, отец Василий, отслужил молебен, благословил меня с приличным наставлением, и надел мне на шею образок, чтоб я не забывал его слов и как можно чаще обращался с молитвою к Богу. Затем, благословила меня матушка и, со слезами простившись со мной, отправилась домой, а мы с батюшкой — прямо в корпус к Марку Филипповичу. Его мы застали в полном мундире и уже в прихожей, собравшимся уходить, однако ж он воротился в свой кабинет, написал коротенькую записку и, отдавая ее отцу, сказал:
— Ну, Василий Павлович, извините, я тороплюсь к директору, — потрудитесь сами сдать его дежурному офицеру.
Пришедши в 4-ю роту, батюшка представил меня по принадлежности, и я, простившись с ним, отправился в 1-е отделение с братом моим старшим Павлом, который уже второй год был кадетом.
