Кадетство. Воспоминания выпускников военных училищ XIX века - [107]
Танцы происходили обыкновенно под скрипку. Но в выпускной роте дело обстояло иначе. Раз в неделю нам предоставляли приемный, так называемый аванзал и давали музыкантский хор. Тут уже воспитанники отплясывали с большим азартом все модные танцы, до непристойного кафешантанного канкана включительно. Конечно, в те моменты, когда дежурный офицер смотрел в другую сторону или выходил ненадолго из зала.
Время быстро шло. День за днем аккуратно вымарывался в наших календарях и исчезал в бездне… а нам все еще казалось, что оно слишком медленно ползет, и мы с нетерпением ждали выпуска, волнуясь и опасаясь, как бы чего-нибудь не случилось такого, что вдруг могло бы помешать этому великому событию. Занятия шли своим чередом, конечно, но нельзя сказать, чтобы особенно успешно или хоть настолько интенсивно, как это требовалось приближением выпускных экзаменов. Внимание наше постоянно отвлекалось в сторону, мечты опережали события и увлекали нас неудержимо вперед, в неизвестное, но, конечно, счастливое и интересное будущее… А главное — предстояла самостоятельная жизнь, со всеми ее волнениями и искушениями!
В свободное от занятий время мы часто собирались в ротном арсенале, где распивали свой собственный чай и давали волю грезам и языкам. Посылали дневальных за ситным, чайной колбасой и неизбежными «машинными» или «собачьими» пряниками и устраивали пир горой. Такое общее чаепитие разрешалось во всех ротах, а для выпускных воспитанников допускались и всякие льготы в этом отношении. Вообще, по установившимся издавна традициям, на выпускных начальство смотрело уже как на будущих офицеров и относилось к ним значительно снисходительнее, чем к прочим воспитанникам.
В мае месяце прибыли в училище из Николаева черноморские юнкера для совместного с нами участия в выпускных экзаменах. Черноморский флот не имел своего училища. Взамен его в Николаеве учреждены были особые «Классы» с двухлетним курсом, куда принимали юнкеров флота. В видах, однако, контроля они должны были держать выпускные экзамены в Морском училище. В этом году их прибыло 20, да выпускников было 67. А всего в выпуске 1876 г. числилось 87 человек. Они равномерно распределены были по группам, на которые всех их разбили для этой цели. В их числе были Н. М. Яковлев и В. А. Лебединцев, с которыми я впоследствии сошелся поближе. Впрочем, с Лебединцевым я вместе учился еще в Ришельевской гимназии, а по выпуску в гардемарины он на год от нас почему-то отстал.
Подготовка к экзаменам отнимала у нас очень много времени, но это ничуть не мешало нам уделять достаточно внимания и заботам об экипировке. На человека полагалось, если не ошибаюсь, по 225 рублей. На эту сумму каждый воспитанник приобретал: сюртучную пару с аксельбантами и погонами, пальто, треуголку, фуражку, саблю, кортик, белый жилет, сапоги и две крахмальные сорочки. Платье шили у корпуса, на Малой Морской, а офицерские вещи заказывали Горюнову, в Гостином дворе. Цены тогда были сравнительно недорогие, да и оптовый заказ давал значительную скидку. Только при таких условиях и мыслимо было прилично одеться на столь скромную сумму. Само собой, что вся эта экипировка годилась только для выхода из училища и затем сейчас же потребовала дополнений, смотря уже по средствам каждого.
Я был в этом отношении счастливее многих других. Отец мой получал в то время уже солидное жалование и мог уделить мне достаточные средства на первое обзаведение, что и сделал с большим вниманием и любовью ко мне.
Бригада линейных кораблей Черноморского флота в Северной бухте Севастополя. Линкор Ростислав.
Фото (1910-е)
Еще в последнюю побывку мою на святках в Одессе мать приступила к изготовлению для меня настоящего «приданого». Шили белье, стегали одеяло, закупали вещи первой необходимости. Во время неизбежных примерок при участии белошвейки произошел, между прочим, следующий эпизод, отлично иллюстрирующий мое глубокое невежество тогдашнее в делах подобного рода. Я все время настаивал на том, чтобы рубашки мне шили потолще, а не из тонкого полотна, чтобы грудь была твердой, не соображая, что все дело в крахмалении. Выведенная, наконец, из терпения моим упрямством и непониманием, мать с сердцем назвала меня «ослом». Отец купил мне отличные серебряные часы, настолько прочно и красиво вызолоченные или даже обтянутые золотом (argent plaque), что их все принимали за золотые. Они стоили 40 рублей и служили мне много лет верою и правдою, несмотря на то что во время турецкой кампании выкупались со мной в Дунае. Уже будучи капитаном 2-го ранга, в 90-х годах, я подарил их своему вестовому Маркушину с приличной надписью, перед уходом его в запас. Отец подарил мне также складной бинокль и шикарный несессер с полным набором туалетных принадлежностей. Но, очевидно, я мало проникся наставлениями о необходимости заниматься уходом за своей особой, хотя бы даже для того, чтобы выиграть в женском обществе, и в самом непродолжительном времени разорил весь несессер, обратив его в обыкновенный саквояж. Это, конечно, немало огорчило моего милого отца, но в конце концов он махнул на меня рукой.
