Кадар - [16]

– Послушай, Сейтр, – пробормотал я, сглатывая образовавшийся в горле комок. – А тебе когда её… в биогенератор надо?

– Да сейчас и надо. Точнее, ещё три часа назад было надо. Наши всё возились, возились. Ну, ты сам понимаешь, не каждый ведь день выпадает такое. В общем, Шлепень-Шлемень как её увидел, так аж позеленел весь. "Блудники! – кричал. – Подзаборники!" Даже вспомнить страшно, такое он тут всем устроил.

– А не мог бы ты её мне… на полчасика?

Сейтр испугался.

– Что ты!? – пробормотал он, попятившись. – И не думай даже. А если Шлепень-Шлемень увидит? Такое нам устроит.

– Ну, нельзя на полчаса, так хотя бы минут на пятнадцать.

– И не проси. Я сам с ней не успел.

– Так давай тогда вместе? По очереди, а? Ты только погляди, какая красотка – пальчики оближешь! Может, нам такой уж и не увидеть никогда.

– Да не могу я, – простонал Сейтр чуть ли не со слезами на глазах.

– Я возле биогенератора одно хорошее место знаю, там точно никто не увидит. А если и увидит, скажем, что на развоплощение тащим. Ну так как, согласен?

– Гы-гы-гы, – сказал тут гомункул.

– Ты гляди, Сейтр, она тоже не против. Чем тебе не знак?

Сейтр воровато оглянулся.

– Ладно, – сказал он наконец. – Если не долго… Только учти, не я это предложил.

– Конечно, конечно.

Сейтр наклонился к женщине и указательным и средним пальцами сделал ей "козу".

– У-гу-гу! Пойдёшь с нами до забору?

– Гы-гы-гы, – откликнулся гомункул, лупая своими пустыми глазами.

…Минут через сорок мы с Сейтром, похохатывая и подшучивая друг над другом, волокли её вверх по лестнице на башню биогенератора. Не слишком это лёгкое оказалось занятие. Она обвисала у нас на руках, как куль с мукой, цеплялась ногами за ступеньки, то и дело норовила засунуть в рот всякую гадость, и всё не переставала гыкать. Словом, намучились мы с ней, не знаю как.

И всё-таки мы её дотащили. Перевалили кое-как через перила и сбросили в темноту колодца. Секунду спустя до нас донёсся глухой стук.

Сейтр включил освещение. Она лежала на самом дне, на пористых пластинах дезинтегратора. Похоже, от удара она отключилась. Во всяком случае, каких-либо движений заметно не было.

Сейтр включил установку. Дезинтегратор загудел, пластины мелко-мелко завибрировали, с каждой секундой увеличивая частоту колебаний. Вскоре движения пластин стали как бы размазанными, почти незаметными для человеческого глаза. Гомункул так в себя и не пришёл. Его тело тоже начало вибрировать, постепенно разлагаясь. Во все стороны от него поползла тёмная красная лужа. Через несколько минут тело разложилось окончательно, превратившись в жидкий, неопределённого цвета студень, который с хлюпающим звуком был втянут сквозь поры в резервуар биогенератора.

Ну, вот и всё.

Откуда вышла, туда и возвратилась.

Как и все мы. Бр-р, никак не могу привыкнуть к подобному зрелищу.

…Утром следующего дня я проснулся в девять. Поздновато вообще-то, по распорядку полагается вставать в семь, но… очень уж, видно, я вчера замотался.

Поднялся я тоже не сразу.

Ещё лёжа в постели, я вдруг вспомнил о вчерашнем приглашении Мокаисы, о котором напрочь забыл. Вспомнил с сожалением, ведь гомункул мы уничтожили, и Мокаиса теперь наверняка в центре внимания снова. Теперь она и не посмотрит, наверное, на меня. Впрочем, может это и к лучшему. Я представил её толстые рыхлые щёки, покрытые висячими родинками ляжки, взгляд – сонный и как бы липкий какой-то, и подумал, не так уж и многое я потерял. Вот вчерашний гомункул – это да! Эх, на каждого бы по такому. Вот жизнь бы была!

Я сладко потянулся.

Ладно, хочешь – не хочешь, а вставать всё равно надо.

Впереди – нелёгкий разговор со Шлепень-Шлеменем по поводу вчерашней поездки, утраченного вездехода, и вообще – любит он, бумажный воевода, нашего брата помурыжить.

Я встал.

Сразу же обнаружилось, что день у меня решил начаться с неприятностей.

И всё потому, что я – вот же дырявая голова! – проморгал крайний срок, в который нужно проводить Облучение, чтобы избежать Одушевления неодушевлённой материи. Похоже, он истёк накануне.

Мой собственный нож сбежал от меня. Словно гусеница, складываясь и распрямляясь, он быстро прополз по столу и юркнул в какую-то щель. Выковырнуть его оттуда мне не удалось, он только забился ещё глубже и теперь, зараза такая, тускло поблёскивал лезвием, словно бы насмехаясь надо мной. Пришлось применить облучатель. Но от этого стало ещё хуже. Затвердевший нож застрял, и теперь, чтобы извлечь его, нужно было разбирать стену. Я этого делать не стал. Мне только ещё со всякой ерундой возиться не хватало. Ничего, выпрошу у Шлепень-Шлеменя новый.

К счастью, остальные вещи были, кажется, в норме. На всякий случай, я их облучил тоже. Инструменты, одежда, мебель, стены… На всё про всё у меня ушло около пятнадцати минут.

Потом я оделся и вышел на крыльцо. То, что я увидел сейчас, при свете дня, произвело на меня впечатление ещё более удручающее, чем вчера. Только сейчас я по-настоящему осознал масштабы постигшей нас катастрофы. Добрая половина домов в городе была разрушена. Повсюду – следы пожаров и многочисленных Извержений, заваленные полуобгоревшими брёвнами, битым кирпичом и прочим мусором улицы. Покосившаяся башня биогенератора, впрочем, стояла вроде бы ещё достаточно прочно. Какие-то люди копошились у её подножия, укрепляя, должно быть, фундамент. Откуда-то издалека доносился рёв работающих вездеходов. Я пошёл на этот шум и вскоре вышел на обрыв. Открывшаяся внизу картина поразила меня ещё больше. Леса, который ещё вчера от подножия обрыва до самого горизонта покрывал землю зелёным ковром, не было. Вместо него была одна только чёрная, покрытая дымящейся золой равнина, и только вдалеке – километрах в двух – виднелась зелёная кромка, но и она неуклонно отступала под натиском цепочки надвигающихся на неё вездеходов и вооружённых огнемётами людей.