Качалов - [3]
Вино — чудесный напиток, сообщающий Одину дар поэзии. Из уст его льются слова священной руны:
Воображение уносит Василия в заоблачные края. Но земля решительно возвращает к себе. Над самой головой бухнул большой колокол. Густое «до» раскатисто громыхает по всему городу. Вдогонку торопливо несется перезвон средних и малых колоколов. Звук их летит на высоте «си».
«До-ооо… си-иии…» — вторит гимназист. Медный гул заглушает голос, все же певец в упоении раскрывает рот, стараясь попасть в унисон.
Вздрагивают веревки, привязанные к языкам колоколов. То одна, то другая, а то несколько сразу. Тонкий слух и ловкие руки у пономаря! Отлично исполняет он все четыре определенные уставом колокольные симфонии: обычный звон, торжественный благовест, веселый перезвон, тревожный трезвон «во вся тяжкие».
Сегодня, как положено в престольный праздник, православных христиан призывает в храм перезвон.
Ох, как бы не опоздать к началу торжественной службы! Василий стремглав побежал вниз. Ничего, что перила непрочны. Каждая ступенька, любой поворот лестницы так знакомы. Да и во всем обширном церковном подворье не найдется закоулка, который не был бы ему досконально известен. Ведь он родился здесь, в доме при церкви. Отец его приходский священник.
Николаевскую церковь построила жена литовского князя — русская княгиня Тверская. На протяжении веков стены ее испытали многое. После унии, сообщает мемориальная доска, старый храм был даже «доведен до грустного уничтожения».
Соседняя церковь Святой Параскевы Пятницы более древнего происхождения. Сооружена она на месте языческого капища идолу Рагутису. Петр Первый отслужил в ней благодарственный молебен по случаю Полтавской победы и крестил арапчонка Ганнибала — деда Пушкина.
Ни столь славным историческим прошлым, ни богатством не может похвалиться Николаевская церковь. Правда, прихожане с гордостью молвят:
— Никто так благолепно не служит, как наш отец Иоанн. Ну, сущий артист!
Впрямь его можно заслушаться. Голос проникновенный. Читает священное писание внятно, с чувством, не то что иные попики, которые шпарят скороговоркой, иль, того хуже, шамкают слова, обращенные к всевышнему.
Кое-кто даже утверждает, будто батюшка Иоанн именно больше артист, чем священнослужитель, ибо в вере не стоек, а детей своих воспитал и вовсе отступниками. Приводят тому объяснения. Во-первых, сам он сын униатского священника, и жена его, матушка Мелетина Матвеевна, хоть из духовных, однако тоже родом из униатов. А чего хорошего ждать от людей, отклонявшихся от чистого православия!
На потомках это особливо заметно. Анастасий, старший сын Иоанна Шверубовича, после семинарии отринул духовную карьеру, университет окончил по юридическому факультету. А теперь, изволите видеть, возмечтал о театре: голос в себе открыл — баритон.
Другой сын Эразм тоже избрал стезю чуждую: стал военным, кавалеристом.
Василия от старших братьев и сестер отделяют десятка полтора лет. Любимец в семье. Однако чудной юноша! Поглядеть, будто церкви привержен, богослужения знает назубок, на клиросе поет, пономарю помогает.
С другой стороны… Вот, к примеру, как повел он себя во время храмового празднования.
Отец Иоанн, чуть склоняя голову, величаво взмахивает серебряной кадильницей. Чашечки ее звонко звякают, распространяя сизый сладковатый дымок. Облака ладана плывут в воздухе. Солнце из прорезей под куполом рассекает их узкими лучами.
Острия солнечных лучей вырывают из полумрака позолоту икон и сверкающие рубинами венчики над божественными ликами. Мерцают огненные язычки в лампадах и на тонких восковых свечах. С высоты стен скорбно взирают изможденные постом и молитвами святители, в их старческих руках длинные развернутые свитки с начертанными заповедями правильного жития. Святые отцы босы, их складчатые одеяния воздушны, почти прозрачны. Старцам, должно быть, холодно, их хочется пожалеть. И они удивительно похожи друг на друга. Ну, впрямь размножившиеся седобородые близнецы.
В церкви тесно, душно. Праздничная служба затянулась, кажется, ей не будет конца. Прихожане истомились, и лишь здоровяку дьякону все нипочем. Огромный, истуканоподобный, запрокинув назад гриву пышных волос, он возглашает так громогласно, что шея надулась и покраснела от напряжения: «Величай, душе моя, вознешегося от земли… жизнедавца…»
Слова сливаются в оглушительный рев. Хор отвечает речитативом: «Святителю отче Николаю…»
Выходы, поклоны, каждения, возгласы, песнопения… Все это установлено испокон веков, соблюдается строго, образуя четко слаженный спектакль. Вряд ли кто вникает в смысл его, важно лишь, чтобы не нарушалось благолепие, которое каждый понимает по-своему. Старушке в черном чепце мерещится, что батюшка в золотой ризе на фоне золоченого иконостаса сам бог Саваоф. Купчина с бородой, в суконной поддевке, истово внимает пению на клиросе и даже подтягивает надтреснутым, хриплым баском.
Чиновник в мундире акцизной палаты вместе со своей расфуфыренной женой замирает в восторге от громогласия дьякона.
Эта книга — увлекательное описание жизни, путешествий и общественной деятельности великого норвежского исследователя Арктики Фритьофа Нансена. Его замечательный переход через Гренландию, знаменитый дрейф во льдах на судне «Фрам» и другие экспедиции явились крупнейшим вкладом в науку.Нансен был видным общественным деятелем. По окончании первой мировой войны Лига наций назначила его верховным комиссаром по делам военнопленных. На этом посту Нансен отдавал все свои силы помощи жертвам войны.Великий норвежец с глубокой симпатией отнесся к Октябрьской революции.
Художественное повествование о цирковой династии А. Л. и В. Л. Дуровых.
Абвер, «третий рейх», армейская разведка… Что скрывается за этими понятиями: отлаженный механизм уничтожения? Безотказно четкая структура? Железная дисциплина? Мировое господство? Страх? Книга о «хитром лисе», Канарисе, бессменном шефе абвера, — это неожиданно откровенный разговор о реальных людях, о психологии войны, об интригах и заговорах, покушениях и провалах в самом сердце Германии, за которыми стоял «железный» адмирал.
Максим Семеляк — музыкальный журналист и один из множества людей, чья жизненная траектория навсегда поменялась под действием песен «Гражданской обороны», — должен был приступить к работе над книгой вместе с Егором Летовым в 2008 году. Планам помешала смерть главного героя. За прошедшие 13 лет Летов стал, как и хотел, фольклорным персонажем, разойдясь на цитаты, лозунги и мемы: на его наследие претендуют люди самых разных политических взглядов и личных убеждений, его поклонникам нет числа, как и интерпретациям его песен.
Начиная с довоенного детства и до наших дней — краткие зарисовки о жизни и творчестве кинорежиссера-постановщика Сергея Тарасова. Фрагменты воспоминаний — как осколки зеркала, в котором отразилась большая жизнь.
Николай Гаврилович Славянов вошел в историю русской науки и техники как изобретатель электрической дуговой сварки металлов. Основные положения электрической сварки, разработанные Славяновым в 1888–1890 годах прошлого столетия, не устарели и в наше время.
Биография Габриэля Гарсиа Маркеса, написанная в жанре устной истории. Автор дает слово людям, которые близко знали писателя в разные периоды его жизни.
Книга воспоминаний известного певца Беньямино Джильи (1890-1957) - итальянского тенора, одного из выдающихся мастеров бельканто.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.