Кабельщик - [15]

Старушка даже не обернулась. Она сидела, сложив руки на коленях и внимательно наблюдала, как какая-то женщина по среди двора выбивает ковер. Андрей решил, что у старушки проблемы со слухом и решил повторить немного громче. К его удивлению старушка ответила, даже не повернув головы.

– Нет у меня ключа, – и еле слышно добавила. – Нам тут такие как ты не нужны. Своих хватает.

Андрей уже хотел ответить ей тем же, но тут с коротким сигналом дверь открылась сама. Из подъезда держа за руку дочь вышла женщина. Андрей тут же ухватил ручку и пропустив женщину, проскочил внутрь. Он тщательно постучал подошвами ботинок о последнюю ступеньку и поднялся на второй этаж. Андрей узнал обшитую зеленым дерматином дверь. Он не стал тянуть и нажал черную кнопку звонка, опасаясь того, что старуха, сидевшая у подъезда, решит вернуться к себе в квартиру. Андрей позвонил в звонок еще три раза, когда наконец замок повернулся.

– Чего тебе? – Дима встретил его неожиданно грубо.

Опасаясь того, что он закроет дверь, Андрей незаметно подставил в проем ногу, но заговорил покойно.

– Не бойся, меня не Валя прислал, и я не собираюсь тебя на работу звать.

Взгляд Димы скользнул вниз. Он заметил, как Андрей держит ногу. Секунду он словно решал дать ли Андрею в морду и закрыть дверь или позволить войти. А потом в нем словно что-то сломалось, злость в глазах потухла, и Дима просто молча удалился в глубь квартиры, оставляя дверь открытой. Андрей вошел и запер ее за собой.

– Водки будешь? – предложил Дима.

Андрей понял, что время для визита все-таки выбрал правильное. Бутылка на столе была выпита уже на четверть.

– Давай, – произнес Андрей, вытащил из-под стола табурет и сел.

Дима налил ему в свой стакан, а сам плеснул себе в кружку и тут же выпил. Андрей поискал глазами чем закусить, но на столе был только хлеб и чищенная луковица. Водку он не пил уже лет семь, но все равно опрокинул стакан. Так было нужно. Водка оказалась чистая отрава. Он руками оторвал кусок хлеба и сунул себе в рот. Дима сразу разлил еще. Андрей подумал, что так его надолго не хватит и решил говорить прямо.

– Я знаю, почему ты ушел, – сказал он.

Дима застыл с кружкой в руке. Голова его слегка подрагивала, щеки заросли щетиной. От него разило перегаром, смешанным с запахом лука, но Андрею все равно не было его жаль. Дима вышел из ступора и выпил содержимое стакана.

– Что ты там знаешь, – сказал он тихо.

– Ты что-то слышал, – снова сказал Андрей. Он знал, что это жестоко, знал, что никак не поможет другу, но он должен был найти подтверждение своим догадкам.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, потому что слышал не ты один.

– Слышал, – Дима выпучил глаза. – Слышал и теперь забыть не могу.

Неожиданно для Андрея глаза его наполнились слезами, нижняя губа задрожала, и он закрыл лицо руками, мозолистыми пальцами размазывая слезы по колючим щекам. Андрей подождал минуту. Дима вытер глаза, лицо его сильно раскраснелось. Он ухватился за бутылку и снова налил себе водки. Андрей подождал, пока друг выпьет еще.

– Я не пришел звать тебя обратно на работу и не для того, чтобы тебя утешать. Мне нужно знать, что именно ты слышал.

Дима снова выпучил на Андрея глаза.

– А не пошел бы ты, – процедил он сквозь зубы.

– Не пойду. Уж извини. Можешь меня ударить, но я не выйду из этой квартиры, пока не узнаю, что ты слышал.

– Тогда я тебя убью, – спокойно сказал Дима. Он попытался выпить еще, но отставил кружку в сторону.

– Можешь попробовать, – пожал плечами Андрей. – Но я все равно не уйду.

Дима посмотрел на него внимательно и снова закрыл лицо руками.

– Ты ведь тоже знаешь, что это такое, – проговорил он сквозь пальцы. – Знаешь, что такое потерять ребенка.

Андрей не ответил. Он не верил в то, что Дима испытывал то же, что и он. Этому человеку нравилось жалеть себя и только себя. Даже в своем горе он думал только о себе. Иначе он бы не пил, когда его жена ушла, забрав больную дочь. Иначе бы не пил, когда она одна ее хоронила. И не пил бы сейчас, вспоминая ее, размазывая слезы и сопли по опухшему лицу.

– Я любил их, – цедил Дима рыдая. – Не хотел, чтобы все так. Не хотел, чтобы…

Андрей сам взял бутылку и долил Диме в кружку так, чтобы он слышал, как она наполняется. Рыдания внезапно прекратились, и Дима снова опрокинул ее содержимое себе в горло.

– Что ты слышал? – спокойно повторил Андрей свой вопрос.

– Когда Анечка болела, ей нужно было делать частые… эти, – Дима запнулся не в силах вспомнить слово.

Андрей наблюдал за его жалкими потугами вспомнить, и ему почему-то становилось еще противней. Дима вертел головой, осматривая перед собой стол, словно это могло помочь ему вспомнить слово и глупо тряс руками. Андрей посмотрел на стакан перед собой. Он все еще был полон.

– Ингаляции, – подсказал он.

– Да, точно, – вспомнил Дима. – Ей дышать было нужно, а Ленка иногда даже как будто и не замечала этого. Будто хотела, чтобы дочка задохнулась.

Андрею было противно смотреть, как этот человек обвиняет во всем жену, причитая и оправдываясь, но он ждал. Сказанное могло быть слишком для него важно.

– Ей нужно было делать эти ингаляции несколько раз в день и даже ночью. Иначе она начинала плакать и задыхаться. Она так плакала, – произнес Дима сквозь слезы. – Так надрывно и так часто. Я не мог ей помочь. Этот плачь врезался мне сюда, – он ткнул широким пальцем с коротким ногтем в висок. – Навсегда засел.