К западу от заката - [8]
— Это Оппи. — Эдди неопределенно махнул рукой, будто загадочный человек за машинкой всегда только здесь и сидел.
На двери его кабинета таблички с именем пока не было. Окна выходили на бульвар Калвер, на другой стороне которого рекламный щит расхваливал земельные участки в современном, престижном районе Эдендейл. По иронии, сразу за щитом вытянулись в ряд облезлые бунгало, и словно часовой у примостившегося на углу магазинчика стоял прикованный цепью к водосточной трубе деревянный индеец.
На письменном столе Скотт заметил новенькую пишущую машинку «Роял» и невольно ею восхитился, хотя сам обычно писал от руки. У стены располагался полупустой книжный шкаф, а на стенах, как в галерее, висели в рамках портреты людей, принесших студии богатство и славу. Грета Гарбо, Лон Чейни — жаль, публика не знала, какими они оба были острословами. Бастер Китон и Джон Гилберт, забытые кумиры немого кино. В углу стола стояла лампа на гибкой ножке, а рядом с ним — похожее на трон мягкое кресло, обтянутое кожей.
— Ну, что я говорил! — воскликнул Эдди.
— Шикарно, — согласился Скотт.
Неожиданно задрожал оживший кондиционер, и из вентиляции в стене послышался протяжный низкий звук, похожий на дыхание неведомого чудовища.
— Не обращай внимания, — сказал Эдди. — Кофе и пончики в комнате отдыха, туалет в конце коридора. Если что-то понадобится — сообщи. Короче, обживайся. Можем вместе пообедать. Если хочешь, я за тобой зайду.
— Спасибо, Эдди. — Скотт снова пожал ему руку — из вежливости и необходимости. — Ты даже не представляешь, как я благодарен.
— Не стоит. Просто напиши что-нибудь гениальное.
— Постараюсь.
— Да, давай, — кивнул ему Эдди.
Как только он ушел, Скотт еще раз оглядел стол, а затем шкаф и, обнаружив в нем среди женских романов экземпляр «Ностромо»[14] со следами чашки от кофе, удобно устроился в кресле, собираясь почитать. Однако творению Конрада не удалось его развлечь. Скотт отбросил книгу и под тяжелые вздохи вентиляции стал смотреть в окно на залитый солнцем бульвар.
Внизу у трамвайной остановки напротив рекламного щита со стиральным порошком толпились студийные рабочие, и время от времени останавливались машины — их хозяева скрывались в магазине, загружались там непрозрачными пакетами, возвращались назад и тут же уезжали. В детстве, в Сент-Поле, Скотт любил следить за соседями с крыши трехэтажного дома. И сейчас им овладело то же чувство внутреннего покоя, словно он был стрелком, контролирующим каждый свой вдох и выдох.
Между домами, переходя от одного почтового ящика к другому, тяжелой поступью шагал почтальон. Затем Скотт увидел старого японца — босиком и в майке тот вышел на крыльцо, сложил руки рупором и несколько раз крикнул:
— И-и-и-и-т-у, и-и-и-и-и-и-т-у.
Как только японец зашел в дом, из зарослей у рекламного щита вылез дымчатый кот, неспешно направился к крыльцу, а дойдя до дома, замер и оглянулся, проверяя, не преследует ли его кто.
Неожиданно в дверь постучали. Скотт вздрогнул, словно его поймали с поличным, и, прежде чем сказать «войдите!», сел за стол и взял карандаш.
На пороге возникли Дотти Паркер, а позади нее Алан. Скотт поднялся им навстречу.
— Скотт, дорогой, извини за вторжение. Эдди сообщил, что ты уже здесь. Добро пожаловать в «Железное легкое»![15]
— Спасибо. — Скотт обнял Дотти и подставил ей щеку для поцелуя.
Давняя приятельница выглядела уставшей: под глазами наметились круги, а сама она слегка пополнела. Теперь Дотти совсем не напоминала ту загадочную нимфу, которую Скотт знал в молодые и безудержные годы в Нью-Йорке. Пару раз хорошенько перебрав, они оказывались в одной постели, но, к счастью, Скотт почти ничего об этом не помнил. Сейчас они были просто друзьями. Скотт преклонялся перед остроумием и смелостью Дотти, и к тому же оба они предпочитали не ворошить прошлое.
— Рад снова тебя видеть! — Алан хотел, чтобы его рукопожатие было по-мужски крепким, но вышло неубедительно. Он по-прежнему оставался довольно стройным и отлично подходил на главные роли. Дотти и Алан были весьма своеобразной бостонской парой: оба предпочитали мужчин помоложе, ругались как кошка с собакой и все же были неразлучны.
— Эдди сказал, ты тут с восьми, — улыбнулась Дотти. — Не стыдно тебе?
— На твоем фоне мы выглядим бездельниками! — закончил за нее Алан.
— Один ты трудишься в поте лица, — кивнула Дотти.
— До десяти утра хорошо работают только молочники, — заметил Алан.
— Уж он-то знает, — усмехнулась Дотти. — Где ты остановился?
— В «Мирамаре».
— О нет! — воскликнул Алан.
— О да, — в тон ему ответил Скотт.
— Нужно оттуда перебираться, — посоветовала Дотти. — Там же в округе ничего нет.
— Зато есть пляж, — сказал Скотт.
— Пляж для тех, кто не умеет читать, — заметил Алан.
— Пляж для тех, кому не по карману бассейн, — добавила Дотти. — У нас вот есть, и там дешевле, чем в «Мирамаре».
— А мне там нравится.
— Да кто поедет в Голливуд, чтобы жить в Санта-Монике?! Определенно, нельзя тебя там бросать. Впрочем, поговорим об этом за обедом. Мы только поздороваться зашли. Знаешь уже? Завтра приезжает Эрнест.
