К востоку от полночи - [11]

Когда Оленев пришел работать в клинику, Чумаков успел отработать там десяток лет, был заведующим отделением, и, пожалуй, лучшим хирургом. Больница была клиническая, а это означало, что на ее базе располагались кафедры института со своей иерархией, со своими правилами и законами. В хирургии главенствовал профессор Костяновский, и Чумаков вечно конфликтовал с ним, не сходился ни в чем, в глаза и за глаза ругая его на чем свет стоит. Оленев выслушивал горячие исповеди Чумакова, иронически осаживал его, когда тот слишком уж зарывался, но взаимная вражда между профессором и Чумаковым не прекращалась.

До того самого дня, когда Костяновский получил звание члена-корреспондента и ушел в новый НИИ заведовать научной работой.

Чумаков вздохнул свободно. Оленев тут же заметил, что все равно пришел другой профессор, а так как у Чумакова аллергия ко всем работникам кафедры, то все начинается сначала.

— Черта с два! — сказал Чумаков. — Все-таки я победил.

— Не вижу. Костяновский пошел в гору, а ты так и остался пешкой.

— Я та самая пешка, которая делает игру. Толку-то от короля в шахматах. Шаг вперед, шаг назад, шаг в сторону. А я только вперед, без компромиссов!

— Но он-то сделал рокировку, а ты уткнешься в последнюю клеточку и тут-то тебя слопает какой-нибудь ферзь.

— Подавится, — сквозь зубы сказал Чумаков. — Ты лучше на своего Грачева погляди. Чего доброго в дурдом попадет. И как ты можешь работать с таким заведующим?

— Могу, — спокойно сказал Оленев. — Он помешан на реанимации, делает свое дело, а все его завихрения вреда не приносят.

— Ого! А как же его пресловутый «оживитель»? Скорее уж «умертвитель»!

— О, это тебя не касается, — улыбнулся Оленев. — Это не из области хирургии. Мы сами с ним разберемся.

— Касается, — коротко сказал Чумаков. — Я делаю операции, отдаю больного в ваше отделение, надеюсь, что его там выходят, а ваш чокнутый делает на нем свои идиотские эксперименты. И мои больные того...

— Неправда. Если они и умирают, то сам знаешь — не по нашей вине. А Грачев знающий и очень грамотный реаниматолог. Он на грани с гениальностью.

— Вот именно, что на грани. От сумасшествия до гениальности полшага. И пусть он попробует сунуться со своим «оживителем» к моим больным, я ему так по-мужицки врежу промеж глаз!

— Дыши глубже, Вася, — посоветовал Оленев. — И как твоя семья поживает? Кто там у тебя сейчас из неприкаянных и бездомных? Опять какой-нибудь алкоголик с амбицией?

Не так давно у Чумакова жило много обделенных судьбой людей, но прошлой зимой они разъехались, и Чумаков остался один, если не считать говорящего скворца, морских свинок и щенка дворовой породы.

— Дедушка вернулся, — просиял Чумаков. — Мой милый колдун. Я его едва узнал. Он постриг бороду, где-то раздобыл новый костюм и ведет себя совсем по-другому.

— Раньше-то он все пилюлю бессмертия искал. И нашел ведь, ага? Нашел и исчез. Я думал, что он умер.

— Как же он умрет, если нашел пилюлю! — рассмеялся Чумаков. — Это ты не захотел перевести его завещание, хотя и забрал себе. Небось потихоньку глотаешь после еды по столовой ложке? Поделился бы, а?

— Для чего тебе бессмертие?

— Чтобы убедиться в крепости новой семьи, нужно прожить очень долго, серьезно сказал Чумаков, не признающий уз брака. — У меня уже кое-что получается, но нужно проиграть ряд вариантов. А мне и до пенсии недалеко.

— Познакомь меня с дедушкой, — попросил Оленев. — Раньше я его знал только с твоих слов да по завещанию. Кстати, там и в самом деле ничего особенного. Обычный алхимический набор слов вперемешку с буддийскими сутрами и цитатами из китайских философов.

— А ты что, на самом деле знаешь китайский? — усомнился Чумаков.

— Откуда бы? — хмыкнул Оленев, он знал этот язык во всех тонкостях. Но любопытно, что дедушка делает сейчас?

— Собирает разные камни, — торжественно сказал Чумаков. — Он, оказывается, большой знаток минералогии.

— Раньше он был великим ботаником. Все травки разные варил.

— А теперь камни, — упрямо сказал Чумаков. — Он ищет в них разгадку сотворения Вселенной.

— Ага, теперь это... Ему личного бессмертия мало. Познакомь непременно...

Дедушка, найденный Чумаковым у посудного ларька и проживший у него почти год, искал пилюлю бессмертия. Он приготавливал отвары и настои из трав, толок в ступке корешки и киноварь, каждый день совершал ритуальные омовения и больше всего почитал неиссякаемый свет Солнца. Чумаков так ничего и не понял из причудливой философии старика, но всегда относился к нему с нежностью, добывал для него самые невероятные реактивы и всячески оберегал его от обид и насмешек. Зимой дедушка ушел от Чумакова, и в то памятное утро, когда Оленев приехал в опустевшую квартиру хирурга, они нашли свернутую в трубочку школьную тетрадь, подвешенную в клетке говорящего скворца. Это и было завещание дедушки. Только одна страничка была написана на нормальном русском языке, а все остальное было заполнено непонятными Чумакову письменами и значками.

«Забери себе, — устало махнул тогда рукой Чумаков, — все равно мне здесь ни черта не понять».

Движимый своим давним стремлением узнать и прочитать все, что попадало в руки, Оленев не без труда, даже при всей своей необъятной эрудиции, расшифровал средневековые алхимические, символы, перевел китайские и санскритские фразы, потом интерпретировал все это с точки зрения современной науки и с недоумением открыл, что сложная смесь, названная дедушкой пилюлей бессмертия, содержит активное вещество, если и не продляющее жизнь до беспредельности, то дающее организму сильную встряску, перестройку многих биохимических структур, особенно у тяжелых больных. Ингредиенты смеси были многочисленны и необычны: редкие травы, приготовленные особым образом, минералы, растертые в порошок и подвергнутые обработке, вытяжки из насекомых и змей.