К востоку от Берингова пролива - [64]

На снегу со спутанными ногами уже лежало несколько пленников. Очередной бычок прыгал в сетке, но повалить его никак не удавалось. Я побежал на подмогу ловцам, но меня опередил человек, которого я сразу узнал, хотя и видел только со спины. Он лихо бросился на добычу, и бычок вмиг был повержен на снег. Человек повернулся ко мне лицом и лукаво подмигнул. Это был патер Чарли. В глазах его горел охотничий азарт, и было ясно, что былые сомнения священника совершенно рассеялись…

Стада пригонялись с гор постепенно, и у ловцов не было больших перерывов в работе, как, впрочем, и чрезмерных перегрузок. Можно было только удивляться такой слаженности в их действиях, уверенности и спокойствию. Они мельтешили на мотонартах под самыми мордами у старых и действительно опасных быков, управляли стадами так, словно это был домашний скот. У каждого была своя специализация — кто набрасывал сеть (для меня не было неожиданностью, что главным «рыбаком» оказался Генри Иванов), кто первым кидался на добычу, кто держал веревочные путы, чтобы сразу связать ими пленнику ноги.

Конечно, случалось и непредвиденное. Бычок, по какой-то причине забракованный ловцами и отпущенный на все четыре стороны, не стал догонять стадо, а помчался было к кинооператору, возможно, уловив в единстве человека, штатива и кинокамеры какое-то сходство с родителями и собратьями. Но когда оператор пустился бежать от него, утопая по колено в снегу, бычок одумался и побрел за соплеменниками. Другой бычок со спины подкрался к пешему охотнику (кстати, самому пожилому из ловцов) и поддел его рогом. Человек упал, но отделался легко: удар смягчили несколько слоев теплой одежды. Овцебыка отогнали, а пострадавший поднялся на ноги, отряхнулся и опять включился в работу. Если первое происшествие вызвало у охотников сдержанные смешки, то по поводу второго раздался дружный смех, причем громче всех смеялся сам пострадавший.

Охота подходила к концу. Снег в долине был истоптан, испещрен следами гусениц и выглядел так, будто здесь и в самом деле шли бои. Тут и там на снегу или уже на санях чернели неподвижные фигуры связанных пленников. Усталые и возбужденные, охотники стягивались к краю долины, собирались в кучки. Появились бензиновые плиты, примусы, коробки с продовольствием и посудой. Как это бывает только на морозе, особенно сильно и вкусно запахло свежесваренным кофе.

Загоны постепенно пополнялись животными. Рядом с загонами визжали пилы, стучали молотки, из толстой фанеры и деревянных брусков строились транспортные клетки. Потом началась перевозка бородачей на материк, в Бетел, где могут садиться большие самолеты. Незаметно подошел и день нашего расставания с островом, с друзьями-островитянами.

В Бетеле мы встречали советский авиалайнер, прилетевший сюда впервые в истории. Еще шла погрузка клеток с овцебыками, когда заморосил дождь, первый в этом году. Ко времени вылета самолета разразился настоящий ливень.

— Хорошая примета! — радостно воскликнул провожавший нас доктор Лент. — Вам везет! Значит, переселение будет удачным!

Из сорока аляскинских овцебыков двадцать поселились на острове Врангеля и двадцать — на Таймыре.

Некоторые из них не смогли перенести первой арктической зимы. Акклиматизация живых организмов — процесс длительный, нелегкий, и на первых порах биологов нередко ждут огорчения. Однако большинство животных выжили на родине своих предков, возмужали, начали давать потомство. Первые телята появились в 1977 году на острове Врангеля, а в следующем году — на Таймыре. Все больше крепнет надежда на успех этого опыта. Похоже, что доктор Лент не ошибся!

Долог ли путь на остров Нунивак?

Чтобы попасть рейсовыми самолетами из Москвы на Нунивак, нужно пересечь Атлантический океан и почти целиком два материка — Европу и Северную Америку.

Один только перелет через Атлантику длится около десяти часов, а океан даже для современного авиалайнера остается океаном. Этот отрезок пути запомнился мне особенно хорошо. После взлета в Лондоне (здесь по дороге в Нью-Йорк самолет Аэрофлота делает короткую остановку) стюардесса с милой улыбкой, будто речь идет о чем-то очень приятном, показывает, как пользоваться надувным спасательным жилетом в случае вынужденной посадки на воду.

Заканчивая объяснения, стюардесса достает из нагрудного кармашка распухшего оранжевого жилета милицейский свисток и, одаривая пассажиров прямо-таки чарующей улыбкой, говорит, что желающие спастись при аварии самолета должны также подавать звуковые сигналы. Когда стюардесса подносит к губам свисток, мой сосед вздрагивает и бледнеет. Может быть, он уже попадал в такой переплет и прибегал к помощи свистка?

Мало-помалу, однако, пассажиры успокаиваются, погружаются в чтение или в беседу, а чаще в сон. Ухо перестает улавливать однообразный гул моторов. Дело происходит днем (при движении на запад сутки как бы растягиваются, их светлой части хватает на весь перелет через Атлантику), и видно, что за бортом расстилается безбрежный океан то воды, то ватно-белых облаков.

Лишь на шестом часу полета людей выводит из полудремы чей-то радостный возглас: