К вам обращаюсь, дамы и господа - [58]

— Граждане, пощупайте его руками, посмотрите, как прочно он сделан — из настоящего американского материала! Второго такого вам не сыскать в России. Его изготовили в Нью-Йорке. Это подарок американского офицера. Я — студент, говорю по-английски. Кто-нибудь из вас знает здесь английский? Vat ees dees? — сказал я на своём ломаном английском в объёме четырёх уроков школы Берлица. — Eet ees a book, a pen, a vindo, a door. I have, you have, he, she, eet has, we have, you have, they have. I am, you are, he, she, eet ees, we are, youare, they are. All right, goddam![20]

У них не осталось ни малейшего сомнения, что я свободно говорю по-английски, что сундук не немецкий, а американский. На самом деле он был турецким.

Какая-то казачка купила сундук для приданого дочери, которая собиралась замуж. Девушка эта с загорелым лицом, сверкающими белыми зубами и роскошной грудью казалась олицетворением русской деревни. После шумных и долгих торгов мы сошлись на одиннадцати рублях. Я вернулся домой, нагруженный хлебом, сыром, помидорами, огурцами и божественной дыней.

Через несколько дней мы вновь голодали и были вынуждены носить на вокзале вещи. Я даже газеты продавал на улицах. Полубоги в роли носильщиков — это было ужасно!

Мы пали духом, но тотчас же воспряли, когда через несколько недель в Ростов приехал Баграт Еркат. У него было немного денег. Вардапет в Венеции так превознес нас, что обеспечил перевод нашей школы в Италию. Однако, вернувшись в Ейск, не застал там своих лучших учеников…

Первое официальное собрание общества сверхлюдей состоялось под председательством Баграта Ерката. Вынесли резолюцию, назначили комитеты, включая и террористический, куда вошли только Арсен и я.

— Законы нашей организации предполагают смертный приговор любому, кто встанет нам поперёк дороги или предаст нас, — сказал Баграт Еркат. — Убийство — вполне определённое оружие в наших руках. Изменнику не удастся уйти. У нас даже в Америке есть комитеты.

Я встал и заверил его, что готов убить любого, кого мы осудим на смерть. Но душу мою обуял дикий страх. Нас заманили в ловушку. Мы вставали на преступный путь. Еркат обязан был предупредить нас об этих убийствах ещё в Ейске.

— Никто не знает моего настоящего имени, — сказал он. — У меня много имён. Если мне захочется завтра исчезнуть, никто меня не разыщет.

И в самом деле, мы ничего не знали ни о нём, ни о его прошлом. Он был таинственной личностью. Время от времени он туманно ссылался на своего отца, но в основном говорил так, будто у него вообще никогда не было родителей, будто он не от смертных родился. Он не признавал никаких семейных и национальных уз: был предан только обществу сверхлюдей. В его руках мы превратились в марионеток и потеряли способность самостоятельно мыслить. Он заворожил нас. Я не знал, какие дьяволы-немцы стояли за его спиной, но был уверен, что в конечном итоге он сосредоточит всю власть в организации в своих руках. Единственно умным и предусмотрительным решением для меня было поддерживать с ним хорошие отношения до тех пор, пока я не решусь на окончательный разрыв.

Последняя схватка состоится между нами двумя, думал я и живо представил, как мы схватимся в титанической борьбе на земле и в небе, словно в древней битве между Агурамаздой и Ариманом[21], духами добра и зла. Но я одолею его. Мне казалось, что окончательное торжество добра — судьбы мира! — зависело от меня. Внешне я оставался его последователем, но внутренне готовил планы захвата крепости изнутри и сокрушения общества сверхлюдей.

По утрам мы поднимались ровно в половине шестого и бежали полуголые на утреннюю зарядку в лес на окраине Ростова. Мы стали солнцепоклонниками: Баграт Еркат посвящал Солнцу стихи. После скудного завтрака из хлеба, огурцов, помидоров, а порой и дыни, мы изучали «Происхождение человека» и «Происхождение видов» Дарвина и критиковали, согласно диалектике самодеизма, толстый научный том «Истории армянской ортодоксальной церкви», разоблачая все её мифы и обманы. Занятия трудно давались Арсену. Он старался не отставать от нас, но мы продвигались очень быстро, поглощая в течение нескольких дней целые эпохи человеческих познаний. Я много самостоятельно читал: «Философию истории» Гегеля, «Фауста» Гёте, Шопенгауэра, «Нравственное самоусовершенствование» Сэмюэля Смайлза[22]. Последняя книга вызвала бы презрение Баграта Ерката, ознакомься он с её содержанием, а для меня она стала новым путеводителем в жизни. Я выписывал оттуда афоризмы и максимы на тему морали и узнал много поучительного из жизни Гёте, Ньютона, сэра Вальтера Скотта, Фарадея, Бюффона и других великих людей, сравнивая себя с ними, когда они были в моём возрасте.

Мы развесили на улицах объявления, предлагая свои услуги в качестве учителей французского, итальянского, современного и классического греческого, армянского, немецкого языков, естественных, математических и общественных наук, философии, фребелианской педагогики, шведской художественной гимнастики, скрипки и пения. Непревзойдённый надуватель, Баграт Еркат любил высокопарные фразы. Это наше Бюро учителей было его идеей. Он настоял на том, чтобы в объявлениях мы писали «математических наук», а не просто «арифметики». Никто из нас даже алгебры не знал.