К сердцу Африки - [42]

Но порой на этом синем-пресинем небе вдруг появляются черные тучи, предвещающие ураган, а вокруг них клубятся белые грозовые облака. Они расплываются по всему небу, словно дым из трубы гигантского паровоза, и, если пойдет дождь, тогда за четверть часа здесь выпадет больше осадков, чем в Дании за целый месяц.

Но бывает и так, что ветер вдруг меняет направление и буря уносится туда же, откуда только что налетела, или тучи внезапно превращаются в белые комочки ваты и исчезают за зеленым горизонтом.

Это вздыбленное холмами море никогда не бывает зеркально гладким: по нему все время катятся огромные волны, похожие на медленный океанский прибой. Сходство между холмами и волнами становится особенно разительным, когда на них смотришь из кузова машины.

Вот на дороге появляется огромный американский грузовик. За передним бампером у него укреплена лебедка, обе оси ведущие. Это вездеход, весьма удобный для езды по здешним дорогам. Хотя дорог здесь немало, но они такого качества, что обычная машина за каких-нибудь несколько месяцев превращается на них в рухлядь. Эти дороги имеют такой же красноватый оттенок, как и плодородный латерит, из которого изваяны здешние холмы. Но дороги немного светлее, так как их покрывает слой мелкой пыли.

В сухую погоду за машиной тянется длинное красноватое облако, но, когда начинается дождь, дорога превращается в шоколадно-красный поток, захлестывающий машину по самые ступицы. Бурлящие струи воды заливают радиатор и с шипением обтекают выхлопную трубу. Из-под колес летят в разные стороны целые каскады грязи. Теперь дорога — это канал, по которому плывут огромные машины-амфибии. Когда судно проходит по Суэцкому каналу, со стороны видны только палубные надстройки. Если отойти немного подальше от дороги, по которой идет машина, видна только верхняя часть кузова, и тогда возникает иллюзия, будто машина эта плывет по зеленому травяному морю.

Но на холмах отчетливо видны и машины, и дорога. Особенно дорога. Ее красноватая лента причудливо извивается на фоне зеленеющей травы. Она взлетает вверх, потом круто уходит вниз; петляя, скрывается в долине и снова поднимается на самую вершину холма.

Когда дождь прекращается, земля быстро освобождается от воды, и красный латерит делается похож на мыло с грязнобурым оттенком. Мыло это очень скользкое, так что машину непрерывно заносит и бросает из стороны в сторону. После того как начинает пригревать солнце, дорога затягивается толстой коркой, отдаленно напоминающей цемент. Куски этого цемента летят под крылья и иногда застревают там, блокируя колеса. Растения по обеим сторонам дороги тоже одеты в толстый панцирь из этого цемента.

Вот на грузовик залезает стайка ребятишек, которые тут же устраиваются поудобней между ящиками и тюками. Они поют нечто вроде блюза, импровизируя и музыку, и текст. Текст этот, а может быть и подтекст, несомненно, рассказывает о чем-то очень веселом, потому что песня то и дело прерывается взрывами смеха.

На крутом повороте, где скорость приходится снизить до нескольких километров в час, грузовик медленно съезжает в канаву. Ребята визжат и завывают от восторга, а белый человек, сидящий за рулем, недовольно морщится. Самолюбие его уязвлено, и, кроме того, он считает, что его пассажиры ведут себя крайне непристойно, радуясь, когда он попал в беду. Этот белый человек — я, а грузовик мой, и он явно решил немного отдохнуть от трудов праведных.

Черные ноги ожесточенно месят красную раскисшую землю. Мы разматываем стальной трос с лебедки, закрепляем ее и включаем двигатель. Его рев заглушает ритмическое пение африканцев, толкающих машину из канавы. Наконец мы снова выбрались на дорогу.

Через три дня, после того как я выехал из Браззавиля, вдали появилась деревня Муаензи.

Возле Муаензи находится старый, заброшенный рудник. Местные власти предоставили мне для жилья и работы здание конторы, в котором я устроился со всеми удобствами.

Хотя до меня дошли слухи, что деревня заколдована, я не стал расстраиваться по этому поводу, так как, насколько мне известно, духи беспокоят простых смертных только по ночам, а нанятые мною местные жители наверняка смогут возвращаться домой еще до наступления темноты.

Эти злые духи, очевидно, весьма трусливы, потому что они так и не решились схватиться один на один ни со мной, ни с поваром, которого я привез сюда из Браззавиля.

Было уже довольно поздно, когда фары нашего грузовика выхватили из тьмы белую стену дома. В комнатах пахло летучими мышами, которые оставили на подоконниках и на полу свои визитные карточки. Только на следующее утро мы поняли, какой это восхитительный уголок земли.

Вокруг дома раскинулся старый сад, весь заросший травой, которая была нам по пояс. Над этим мягким зеленым ковром возвышались деревья и цветы всевозможных оттенков.

Прямо к дому примыкали густые заросли фиолетовой мимозы, ее листья сворачивались при малейшем прикосновении. Особенно интересно наблюдать за мимозой, когда идет дождь. С первыми же каплями роскошная изумрудная поросль, словно по мановению волшебного жезла, вдруг превращается в высохший кустарник.