К сердцу Африки - [4]

Этот араб делил с нами еду и кров, но первый грузовик здесь появился лишь через три недели. На нем я доехал до Таманрассета, а через неделю на военном самолете прилетел в Алжир. Из Алжира уже на пассажирском самолете я вернулся в Европу, купил там новый генератор, погрузил его на самолет и снова очутился в Алжире. Здесь мне пришлось ждать несколько недель, прежде чем военный самолет доставил меня в Таманрассет. К оазису машина пойдет не раньше чем через месяц, и вы не можете представить себе, как я вам благодарен за то, что вы согласились забросить меня туда, — закончил голландец свой рассказ.

На следующий день мы увидели жалкую финиковую пальму, благодаря которой эту местность назвали оазисом Ин-Геззам. Когда мы на предельной скорости, ревя мотором, преодолели последний участок пути, навстречу нам бросились двое людей. Едва мы остановились, как голландцы пустились в пляс, размахивая от восторга руками. Они плакали и смеялись одновременно, высоко подбрасывая в воздух свои тропические шлемы, орали и вопили как безумные.

Вечером мы развели большой костер и устроили настоящий пир, в котором особенно нуждались сильно отощавшие голландцы: вот уже много недель подряд они сидели на голодном пайке.

На другое утро мы стали монтировать генератор и сразу же обнаружили, что это совсем не та модель, которая была нужна, ибо он даже не помещался под капотом двигателя.

Голландцы словно окаменели от горя. Тогда я посоветовал им прорубить дыру в капоте и укрепить генератор сверху, соединив его с двигателем приводным ремнем.

Один из голландцев молча взял топор и с невероятной силой ударил им по капоту, пробив широкую дыру. Лицо у него было при этом искажено такой зверской гримасой, будто он собирался совершить убийство.

Мы закрепили генератор на капоте, разрезали запасную шину, превратив ее в длинный приводной ремень. Однако все наши усилия оказались тщетными: генератор не работал.

И снова голландцы впали в отчаяние. Им трудно было смириться с мыслью, что двум из них опять придется ждать в течение многих месяцев, пока третий будет доставать в Европе новый генератор. Едва ли они согласились бы бросить в пустыне дорогой автомобиль и пересесть в мою машину, хотя это было самое реалистическое решение проблемы, какое только приходило мне в голову.

Правда, было еще одно решение. Запустив свой двигатель, я мог бы ехать дальше с разряженным аккумулятором голландцев, и через несколько дней он зарядился бы от моего генератора. Между тем голландцы поставят мой заряженный аккумулятор и несколько дней проедут на нем, пока тот сядет. А потом мы снова поменяемся аккумуляторами.

Однако я так и не решился раскрыть голландцам этот замысел, так как их машина, очевидно, была плохо подготовлена для езды через пустыню и, что хуже всего, сами они имели весьма слабое представление о том, как надо управлять здесь машиной. Если у них произойдет еще какая-нибудь поломка, мне будет нелегко убедить их в том, что машину надо оставить.

На другое утро к оазису подошло несколько туарегов, и они рассказали о том, что примерно в двадцати километрах к югу от Ин-Геззама сломался грузовик.

Вероятно, этот грузовик и был лучшим решением нашей проблемы. Если я сумею его починить, то, меняясь с ним аккумуляторами, голландцы легко доберутся до Таманрассета. В крайнем случае они приедут в Таманрассет в кузове грузовика. Я же должен был ехать дальше на юг по трудной и тяжелой дороге, которая могла легко доконать и голландцев, и их автомобиль.

Четверо людей, стоявших возле грузовика, были весьма удивлены, когда увидели, с каким рвением я помогал им ремонтировать двигатель. Наконец он заработал, и шофер охотно согласился доехать о голландцами до Таманрассета.

Мне хотелось удостовериться в том, что он выполнит свое обещание, и я вернулся к оазису. Когда машины тронулись с места, рев моторов перекрыл ликующие крики голландцев. Они пели и размахивали своими шлемами, из-под колес вылетали клубы пыли, и скоро маленький кортеж исчез за песчаными дюнами. А я снова двинулся по дороге на юг.

Собственно говоря, ехать надо не по самой дороге, которую основательно изрыли тяжелые грузовики, и даже не рядом с ней, так как поверхность песка, нарушенная хоть раз, остается труднопроходимой добрые пятьдесят, а то и сто лет, пока следующий ливень ее не уплотнит.

Чем дальше вы едете от дороги, тем лучше, так как девственно нетронутый песок отличается наибольшей твердостью. Но если путешественник едет, скажем, в двадцати или тридцати километрах к востоку от главной дороги, он легко может сбиться с пути, потому что та никогда не идет по прямой линии: она беспрестанно петляет между песчаными дюнами, скалами и высохшими руслами рек, так называемыми вади. Иногда дорога почти не выделяется на местности, и где-то вы можете пересечь ее, даже не заметив этого. Потерять же ее небезопасно, так как в этом случае можно заблудиться. Если вы, например, уже оказались к западу от дороги, а думаете, что еще находитесь к востоку от нее, и упорно едете на запад, то пройдет несколько дней и обратно вы уже не вернетесь.

Двигаясь к югу от Ин-Геззама, я попал на обширную гладкую равнину, словно я ехал не по пустыне, а по автостраде шириной в пятьдесят, а то и в сто километров. Здесь так и тянет нажать на акселератор, чтобы развить скорость, какую только можно выжать из машины. Но там и сям равнину пересекают вади. Некоторые вади, имея почти отвесные склоны, достигают метровой глубины, некоторые засыпаны зыбучими песками. И хотя зыбучий песок поглотить всю машину, как об этом любят порассказать досужие туристы, не может, нередко она проваливается по самые ступицы, а то и еще глубже, да так, что вы не можете открыть двери, и тогда вам приходится вылезать в окно и откапывать свою машину. Когда вы ее полностью откопали, под колеса надо уложить маты из стальных труб. Приспособления из проволоки, полотна или пластика совершенно бесполезны: колеса разрывают их в мелкие клочья.