К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [17]
Языковой план примеров из статьи Успенского безусловно связан с категорией несвободных сочетаний. Рассмотренная строка «И расхаживает ливень», помимо свободного словосочетания расхаживает парень, переосмысляет коллокацию идет дождь, а строки «Омут ока удивленный, / Кинь его вдогонку мне» развивают и варьируют выражение бросить взгляд. С точки зрения исследователя, это обыгрывание устойчивых (несвободных) словосочетаний только подкрепляет главный принцип создания метафоры – замену слова на основе ритмического и фонетического сходства.
С нашей точки зрения, все ровным счетом наоборот. В языке Мандельштама первичным оказывается именно переосмысление несвободных словосочетаний, а изоритмические и фонетически близкие замены – частный (но не основной) принцип реализации базовой установки поэта на работу с языком.
Обыгрывание выражений идет дождь и бросить взгляд строится не на изоритмической и не на фонетической, а на синонимической замене. В коллокации идет дождь глагол понимается буквально и к нему подбирается синоним (если дождь способен идти, он способен расхаживать), а ливень оказывается синонимом слова дождь. Точно так же в коллокации бросить взгляд глагол использован в прямом значении (и раз взгляд можно бросить, его можно и кинуть – синонимия), а взгляд заменяется синонимичным выражением омут ока. Более того, семантическая связь омута и ока подкрепляется фондом несвободных словосочетаний русского языка: см., например, выражение (у)тонуть в глазах, в котором глаза сопоставляются с водным пространством; можно вспомнить также выражение мутный взгляд (разумеется, его семантика не проявляется в тексте – речь идет только о лексической спаянности слов). Поэтому в строке Мандельштама «Омут ока удивленный» исходные несвободные словосочетания (обод ока, утонуть в глазах, мутный взгляд, удивленный взгляд) как бы конкурируют друг с другом за право быть первичной, мотивирующей языковой конструкцией. Одновременно, по-видимому, все эти словосочетания в фоновом режиме активизируются в сознании читателя и делают эту строку, несмотря на ее семантическую сложность, предельно понятной и ясной на интуитивном уровне (к этому вопросу мы вернемся в заключительном разделе книги).
Два примера, рассмотренные в статье Б. А. Успенского как однотипные, в перспективе наших рассуждений оказываются связанными на уровне работы с несвободными словосочетаниями, но разными по своей структуре. Поэтому в предложенной ниже классификации они отнесены к разным классам случаев работы Мандельштама с идиоматикой (см. далее). Вместе с тем пример с заменой «расхаживает ливень / парень» в сферу нашего внимания не попадает, потому что расхаживает парень – свободное словосочетание.
Итак, замены, основанные на принципе ритмического и фонетического сходства, с нашей точки зрения, являются частным случаем работы Мандельштама с несвободными словосочетаниями (поэтому ниже такие замены рассматриваются только тогда, когда «исходная» конструкция может считаться коллокацией или идиомой).
Принцип переосмысления несвободных словосочетаний в поэтике Мандельштама мы считаем ключевым.
Тезисно нестандартный тип работы поэта со словосочетаниями отмечался в статье «Русская семантическая поэтика…»: «Для уровня словосочетаний характерно постоянное нарушение норм лексической сочетаемости (необычайно высока для семантически неотмеченных сочетаний, особенно в позднем периоде), выполняющее ту же функцию создания ощущения „неготовности“, „новизны“, „открытости“, „свободы“» (цит. по: [Сегал 2006: 194]). Однако до сих пор не было проанализировано, как именно устроена эта работа. Наше исследование призвано восполнить этот пробел.
Стоит, однако, заметить, что многие исследователи, обращавшиеся к жанру монографического анализа того или иного стихотворения Мандельштама, часто уделяли внимание языковым трансформациям фразеологического плана языка. Однако системно принцип так и не был описан. В работе мы постарались учесть удачные наблюдения ученых в предложенной классификации, объединив их с собственными наблюдениями.
До сих пор мы говорили о несвободных сочетаниях в целом, теперь конкретизируем, на чем именно будет строиться наша работа. Несвободные словосочетания составляют фразеологический план языка. Хотя, как блестяще показал М. В. Панов в статье «О слове как единице языка», значение каждого слова само по себе фразеологично [Панов 2004: 51–87], в области несвободных словосочетаний обычно различают полные фраземы (или идиомы) и полуфраземы (или коллокации) [Мельчук, Иорданская 2007]. К идиомам относятся такие словосочетания, как бить баклуши, к коллокациям – такие как отдать приказ (см. определения ниже).
Долгое время в лингвистике была принята точка зрения В. В. Виноградова, который выделял три типа несвободных словосочетаний – фразеологические единства, фразеологические сращения и фразеологические сочетания (см. статьи «Основные понятия русской фразеологии как лингвистической дисциплины» и «Об основных типах фразеологических единиц в русском языке» [Виноградов 1977: 118–161]; об истории изучения фразеологии см. также: [Телия 1996: 11–55]). Однако современная лингвистика пришла к более удобной бинарной классификации (отменив фразеологические сращения).
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Эмма Смит, профессор Оксфордского университета, представляет Шекспира как провокационного и по-прежнему современного драматурга и объясняет, что делает его произведения актуальными по сей день. Каждая глава в книге посвящена отдельной пьесе и рассматривает ее в особом ключе. Самая почитаемая фигура английской классики предстает в новом, удивительно вдохновляющем свете. На русском языке публикуется впервые.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
Настоящая книга является первой попыткой создания всеобъемлющей истории русской литературной критики и теории начиная с 1917 года вплоть до постсоветского периода. Ее авторы — коллектив ведущих отечественных и зарубежных историков русской литературы. В книге впервые рассматриваются все основные теории и направления в советской, эмигрантской и постсоветской критике в их взаимосвязях. Рассматривая динамику литературной критики и теории в трех основных сферах — политической, интеллектуальной и институциональной — авторы сосредоточивают внимание на развитии и структуре русской литературной критики, ее изменяющихся функциях и дискурсе.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.