Она уже получила изрядный нагоняй от Государыни, грозный выговор от канцлера, выдержала грозу от крутого на язык и на руку камергера Алексея Григорьевича – и явилось Раево. Следовало по-женски, с глазу на глаз, допросить Великую Княгиню:
Выбрав время, начала без обиняков:
– России пожеланный наследник – будет ли, ваше высочество?
Великая Княгиня без смущения ответила:
– Как Бог даст, Мария Симоновна.
– У русских говорят: Бог-то Бог, да и сам не будь плох.
– Правильно говорят.
Чоглокова решилась на полный допрос:
– Сережа-то Салтыков куда смотрит?
– Куда и положено смотреть камер-юнкеру – на Великую Княгиню.
– Вот-вот, – обрадовалась откровенности Чоглокова. – Денно ли, нощно ли?
– Ночные дежурства не входят в обязанности камер-юнкера.
– Вот как! – Чоглокова поняла, что слишком рано обрадовалась. – А Петр-то Толстый? В таком разе – не изволит подежурить… возле молодой да красивой женщины? А Репнин?..
– Репнин! Не смешите, Мария Симоновна!
Ей было не до смеха. «Инструкция» Государыни никак в эти ответы не помещалась.
– Лев Нарышкин, хоть и немолод?..
– Родич графа Кирилы… Господи, пустой пересмешник!
Оставалось последнее:
– Ладно уж, я не выдам. Неуж Кирилл Григорьевич? То-то он кажинный день с цветами шестьдесят верст делает!
Великая Княгиня иронично улыбнулась:
– И с шоколадом даже, с конфектами.
Это мало что проясняло. Надо было дожимать Великую Княгиню, для ее же собственного блага.
– Шоколад там, цветы… Гуляете, вижу, вдвоем?
– Случается… – вовсе уже без стеснения посмеялась Великая Княгиня, – вон опять прикатил! Извините, невежливо прятаться.
Она ушла навстречу графу Кириллу, оставив Чоглокову в полном недоумении.
На летней вороной паре, в легкой, открытой коляске. Несмотря на некоторую уже полноту, резво спрыгнул наземь, велев кучеру отвести запаренных лошадей в тень.
Но не успел руку поцеловать, как Великий Князь подбежал, обрадованно:
– Вот хорошо-то! Мы в жмурки играть собрались. А как без вас, любезный граф Кирила?
– Без меня никак нельзя, – отвесил Кирилл встречный поклон, оставляя Великую Княгиню на попечении подлетевших женщин. В Раево немало всякого народа под застряло. Кому хочется пыль клубить на Ярославской дороге? Находили причины, отговаривались. Кирилл знал, что брат Алексей себе подагру выдумал, в карете позади процессии тащится да от скуки венгерское попивает, свояк Нарышкин несварение желудка надумал, приплясывает возле самой хозяйки. Княжны Гагарины, Голицыны – на правах фрейлин Екатерины Алексеевны, канцлер Бестужев-Рюмин – на правах старости, Петр Репнин – уж и незнамо как, тут же в жмурки играет… Граф Кирила вышел из коляски и с поклоном вынес ведерко с роскошнейшими, росисто сверкавшими розами. Наверняка в дороге кропил, потому что и веничек из гусиных перьев тут же торчал. Великая Княгиня улыбнулась этой предусмотрительности и сама цветы покропила. Граф Кирила развел руками: что, мол, поделаешь? Он не мог отказаться от шаловливого приглашения Великого Князя. Убежали на поляну, под тенистые ели, откуда уже неслось игривое:
– Ау!… Ау!…
Скоро и голосок Екатерины Алексеевны приобщился. Ошибиться было нельзя.
Великий Князь унесся за фрейлинами, которые не слишком-то и скрывались за елками. Чоглокова, строгая матрона, приставленная-то соглядательницей к Великой Княгине, кажется, сама увлеклась Петром Репниным, да что там – своячок Нарышкин кого-то по кустам ловил…
Граф Кирила без труда отыскал Екатерину Алексеевну, у нее тоже не было желания шастать по кустам; и так темные волосы листовой прозеленью перемежались. Кирила снял один листок, с извинением:
– Кажется, без спроса… Она грустно посмеялась:
– А что, у женщины надо спрашивать?..
Не знала, что он не ведал, как сообщить ей скверную весть.
Но ведь нужно?..
Ага, чуткая душа, по лицу догадалась:
– У вас неприятности?
Он долго надувал щеки, и без того округлые. Понимал, что это не красит его, да ничего не мог поделать. Говорить трудно… и скрывать нельзя:
– Неприятности у вас, Екатерина Алексеевна. Граф Сергей Салтыков отправлен в шведское посольство… с глаз долой, как понимаете…
Она долго кусала горький осиновый лист, вычесанный пальцами из волос. Крепкая душа, на лице ничего не отражалось. Даже вроде бы с неудовольствием, после долгого молчания, ответила:
– Странно, граф Кирила, я, кажется, не давала вам поручения в отношении графа Салтыкова?
– Я только к тому, почему он не взят в этот раз к вашему двору, а Государыня хоть и в путешествии, но указы-приказы и с Ярославской дороги идут…
– И похвально, что даже на богомолье ее императорское величество не забывает своих государевых обязанностей. Оставим этот разговор, граф Кирила. Никак вас кто-то зовет?..
Да, из солнечного березняка слышались голоса княжон Голицыных:
– Граф Кири-ила… ay, ау!
Но прежде чем он отошел, Великая Княгиня положила ему свою ловкую ручку на плечо:
– Не обижайтесь на меня, Кирилл Григорьевич. Мне и без того тошно… Надеюсь вас и завтра… и после… видеть здесь…
Он поцеловал ее руку и, вместо того чтоб идти на призывные голоса, пошел к растянувшемуся под темным ельником кучеру.
– Лошади просохли?
Кучер удивился такому поспешному отъезду, даже без обеда:
