К.Разумовский: Последний гетман - [16]
– Насколько мне известно, указ еще не подписан.
– Ну-у, у нашей Государыни это дело скорое! Собирайтесь.
– Да я еще и экипажем не обзавелся.
– А мой на что? Кони бьют копытами у крыльца.
– Что поделаешь, раз бьют…
Собираться было недолго. Он только что вернулся от Государыни – не в шлафроке же ходил. Десяти минут не прошло, как друзья уже пылили к Малому двору.
Кадриль как раз разбивалась на пары. Недостающее число их вызывало некоторую тревогу среди мундиров, камзолов и входивших в моду английских фраков, а особливо среди блестящих дамских «адриен».
И надо же, сразу пришлось столкнуться с Великой Княгиней, которая на правах хозяйки распоряжалась всем этим хозяйством.
– Как, граф Кирила, вы манкируете?..
– Помилуйте, ваше высочество, – отвесил он соответствующий поклон, после чего и был запросто допущен к ручке. – Понятия не имел о такой чести!
– Зато теперь имейте. Чувствуйте себя как дома.
Кирилл не был знаком с Великой Княгиней, которая, собственно, лишь недавно стала хозяйкой Малого двора, да и Екатериной-то, изреченной так при крещении православном, была без году неделю. При всех уроках и трудах русских учителей говорила еще с приметным акцентом; до этого всего лишь – дочь захудалого немецкого герцога, который и не мог претендовать на большее, нежели командовать полком у короля Фридриха. Слышал, слышал Кирилл, как она, срочно вызванная Елизаветой, по зимней стуже тряслась в своей куцей беличьей щубке, да в промерзшем дормезе[1], к задку которого были привязаны сани, на случай немалых российских снегов: Кое-что знал Кирилл по берлинским сплетням, а кое-что и брат Алексей успел рассказать. Какие уж там соболя, если у немецкого нищего герцога на ужин и не бывало ничего, кроме картофеля с какой-нибудь куцей рыбкой из местной озерной лужи.
Сейчас это была уже не немецкая четырнадцатилетняя Фике, а вполне респектабельная русская княгиня. Разумеется, и платья, и бриллианты были от тароватой Елизаветы, у которой государственная мысль бежала впереди здравого смысла. А может, и здравый смысл кое-где преобладал. Во всяком случае, и берлинские сплетни, и хохлацкие ухмылки старшего брата сводились к одному: в жены к замухрышке голштинцу Петру, племяннику Елизаветы, и выбирали именно распоследнюю герцогиню, – с титулом, но без всякой значимости, – чтоб не слишком-то кичилась. Королевские дочери были ни к чему… хотя и тут поговаривали, что рождение герцогини Фике произошло не без вмешательства короля Фридриха, который ухлестывал за ее матерью, Иоганной-Елизаветой, пока сам герцог трясся в седле по полям сражений. Но чего не наговорят завистники! Но ведь Фике-Екатерина была умна, рассудительна, пригожа, чтила свалившееся на нее благо – чего же более?
По придворному этикету Кирилл был неизмеримо ниже, но она сама сделала несколько шагов навстречу, мило перевирая расхожие русские слова:
– Ах, графф, вы тольки што из наша краев? Как это любезно с ваша сторона!
Кирилл кое-чему уже научился в этой жизни. Ответил со всей придворной любезностью:
– Ваше высочество! Я рад такой чести – познакомиться с наследницей российского престола!
Присутствовавший при сем граф Чернышев пребольно толкнул его в бок – говори, мол, да не заговаривайся! – но она и сама сурово поправила:
– С жен-ной наследника. Не ставьте меня в неловкий положение, графф.
Разумеется, к разговору прислушивались. Да и сам наследник маячил среди мундиров и камзолов. Кирилл впервые увидел его и ужаснулся: «Боже… этот плюгавый паяц?..» Суетился и кривлялся среди придворной публики, строил дамам глазки, думая, что ужасно любезен, и даже одну из них – да кого же – Нарышкину! – дернул сзади за роскошную «адриену», так что отец ее, адмирал Иван Львович, с такой свирепостью глянул в его сторону, что тут и до дуэли недалеко. Как с гуся вода. Мало что не гоготал!… Но ужасаться было некогда: кадриль началась. А тут уж не дай маху – засмеют. Не зря же такие огромные деньжищи они с Тепловым ухлопали на учителей танцев!
Жена генерал-прокурора, дама в известном возрасте, но все еще считавшая себя юной красоткой, тоже не хотела дать маху – прямо ночной бабочкой летала по паркету. Судя по взглядам придворных сплетниц, которые уже давно не летали, а лишь шуршали, как мышки, своими атласными и парчовыми подолами, получалось у них с генеральшей весьма неплохо. Единственно – взгляд Кирилла непроизвольно следовал за Великой Княгиней, что не делало кавалеру чести. Но ведь и он кое-что замечал: «Ба, да ведь и она поглядывает на своего юного камергера Салтыкова!» Да и он ответно – встречным взглядом!
Если бы он взял еще несколько уроков у графа Чернышева, то без труда определил бы: у того тоже была какая-то подставная роль. Кого-то играл при Великой Княгине?..
Уже после кадрили, когда золоченая публика потянулась в столовую, граф Чернышев шепнул:
– Меня не заподозрят… от Сережки Салтыкова самое время отвести подозрения. Впрочем, рогатый супруг большего и не заслуживает.
Нет, все-таки маловато еще Кирилл пошаркал по паркетам, поглядывая то на фрейлину Нарышкину, то на Великую Княгиню. Что-то не укладывалось в голове…
Таинственная смерть Саввы Морозова, русского предпринимателя и мецената, могущество и капитал которого не имели равных в стране, самым непостижимым образом перекликается с недавней гибелью российского олигарха и политического деятеля Бориса Березовского, найденного с петлей на шее в запертой изнутри ванной комнате. Согласно официальной версии, Савва Морозов покончил с собой, выстрелив в грудь из браунинга, однако нельзя исключать и другого. Миллионера, чрезмерно увлеченного революционными идеями и помогающего большевикам прийти к власти, могли убить как соратники, так и враги.
Об одном из самых известных деятелей российской истории начала XX в., легендарном «генерале террора» Борисе Савинкове (1879—1925), рассказывает новый роман современного писателя А. Савеличева.
Роман современного писателя А.Савеличева рассказывает о жизни и судьбе одного из самых ярких и противоречивых политических деятелей в истории России – Петра Аркадьевича Столыпина (1862–1911).
Об одном из самых известных людей российской истории, фаворите императрицы Елизаветы Петровны, графе Алексее Григорьевиче Разумовском (1709–1771) рассказывает роман современного писателя А. Савеличева.
В романе А. Савеличева «Забереги» изображены события военного времени, нелегкий труд в тылу. Автор рассказывает о вологодской деревне в те тяжелые годы, о беженцах из Карелии и Белоруссии, нашедших надежный приют у русских крестьян.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Представителю древнего боярского рода Басмановых Алексею Даниловичу (?-1570) судьба предначертала испытать в жизни и великий триумф, и великую трагедию. Царский любимец, храбрый и умелый военачальник, отличившийся при взятии Казани, в Ливонской войне и при отражении набега крымских татар, он стал жертвой подозрительности и жестокости Ивана Грозного. О жизни крупного военного и государственного деятеля времён царя Ивана IV, вдохновителя опричнины Алексея Даниловича Басманова рассказывает новый роман писателя-историка Александра Антонова.
Роман известного писателя-историка Сергея Мосияша повествует о сподвижнике Петра I, участнике Крымских, Азовских походов и Северной войны, графе Борисе Петровиче Шереметеве (1652–1719).Один из наиболее прославленных «птенцов гнезда Петрова» Борис Шереметев первым из русских военачальников нанес в 1701 году поражение шведским войскам Карла XII, за что был удостоен звания фельдмаршала и награжден орденом Андрея Первозванного.
Романы известных современных писателей посвящены жизни и трагической судьбе двоих людей, оставивших след в истории и памяти человечества: императора Александра II и светлейшей княгини Юрьевской (Екатерины Долгоруковой).«Императрица тихо скончалась. Господи, прими её душу и отпусти мои вольные или невольные грехи... Сегодня кончилась моя двойная жизнь. Буду ли я счастливее в будущем? Я очень опечален. А Она не скрывает своей радости. Она говорит уже о легализации её положения; это недоверие меня убивает! Я сделаю для неё всё, что будет в моей власти...»(Дневник императора Александра II,22 мая 1880 года).
Вошедшие в том произведения повествуют о фаворите императрицы Анны Иоанновны, графе Эрнсте Иоганне Бироне (1690–1772).Замечательный русский историк С. М. Соловьев писал, что «Бирон и ему подобные по личным средствам вовсе недостойные занимать высокие места, вместе с толпою иностранцев, ими поднятых и им подобных, были теми паразитами, которые производили болезненное состояние России в царствование Анны».