К последней полуночи (повесть о настоящем Деде Морозе) - [25]

Что не сказано — скажи, не откладывая на год…

И раньше шагнуть нельзя! Поспешишь — людей насмешишь. Вернее, над тобой посмеётся тот, кто прячется в полуночи. Чем больше секунд разделят настоящую полночь и твою, тем сильнее оставшаяся власть того, кто заказывает Дедов Морозов. Новый Год любит точность. Точность — вежливость королей. Но как нам стать королём, если на огроменных часах не предусмотрели секундной стрелки?

Остаётся полагаться лишь на себя.

Как и всегда в этой жизни.

Ни золота, ни королевской власти,

Ни тех чудес, что выдумал народ,

Простого человеческого счастья

Желаю вам, друзья, под Новый Год!

Растёт под Новым Годом гора пожеланий, греет его, ненасытного. А нам достаются объедки. Но мы не замечаем, что нам не додали. Верим, что хотелось именно этого. Того, что сейчас. А о грустном в праздник стараются не думать. На то он и праздник, чтобы не думать о грустном.

Две минуты до торжества. Жертвоприношения в полном разгаре. За тёплыми окнами торопливо доливают шампанское в хрустальные бокалы. Готовят к бою хлопушки и бенгальские огни. С экранов празднично одетый президент уже зачитывает душевные слова, посвящённые самой большой и самой красивой в мире стране и тем, кто ещё в ней проживает. Дети восторженно чистят мандарины и прячут «на потом» конфеты. Взрослые забывают о проблемах. Ненадолго, на несколько счастливых секунд ожидания. В эти летучие мгновения верится, что придёт оно — счастье. Что уж следующий год хуже не будет. Что станет чуточку легче жить. И чуточку интересней. Но на самом деле счастье собравшихся вокруг оборвётся очень скоро. Первым ударом часов, когда Новый Год предъявит права на этот мир. Предсмертный крик счастья заглушит звон бокалов. Ещё раздастся последний тихий стон, но его уже не услышат. Что там шипит? Просто разливают следующую порцию шампанского.

«Быстро времечко идет

Прямо, прямо… в Новый год.

Верным курсом, полным ходом,

Ну так что же: С новым годом!

Не желать того нельзя:

Будьте счастливы, друзья!»

Минутная стрелка снова качнулась и переползла поближе к верхней черте. Теперь меня и её от главной цели отделяет всего одна черта.

«Раз-и, два-и, три-и, четыре-и», — медленно начал я. Сейчас главное — не частить и не сбиться. Я не слышу мир, мир не слышит меня. Только стучит метроном. Так хочется, чтобы он не сфальшивил. Так страстно желается, чтобы сапог пересёк границу в то мгновение, когда Новый Год окажется не властен ни над этим миром, ни над тем, который будет.

«Пятьдесят девять, — нога заносится над чернотой, где уже нет снега. Шестьдесят!»

Я шагаю во мрак.

Почему-то хочется плакать. Странно, ведь мне терять уже нечего. Возможно, минутная стрелка сейчас подведёт итоговую черту под временем моей жизни.

Папа ушёл за елкой,

И до сих пор его нет.

Хотя с тех пор пролетело

Пятнадцать счастливых лет.

Зато если мне повезёт, я вернусь и взгляну на оставленный мир глазами Нового Года.

20

Широко раскрытые глаза.

Мои широко раскрытые глаза.

Они смотрели на небо, сотканное из миллиардов серебристых блёсток. То ли сверкающих на солнце снежинок, то ли искорок волшебного огня.

Мне было потрясающе хорошо!!!!!!!!!!!!!

Я вдруг понял, что всё устроится наилучшим способом. Всё произойдёт, как и должно было произойти. От мелочей до вселенских катастроф. Я мог рассыпать миллион алых роз перед окном Снегурочки, и это было замечательно! Снегурочка могла восхищённо всплеснуть руками и влюбиться в меня окончательно и бесповоротно. А могла закатить грандиозный скандал, окончательно и бесповоротно разорвав со мной отношения.

И то, и другое было верхом блаженства.

Налбандян, ещё летом занявший две сотни, мог вручить их мне немедленно, пересыпая витиеватыми словами восточной мудрости. И это было неплохо. А мог зажать и не вернуть их никогда. И это тоже было хорошо.

Но лучше бы всё же отдал…

Все тяжести мира перестали на меня действовать. Я взмахнул руками и завертел пальцы детскими фонариками. Я не чувствовал веса рук.

А из черепа напрочь исчезла гиря.

Так вот ты какой, Вечный Кайф!

Только теперь я понял, какие тиски раньше сдавливали голову. И как классно, что теперь они исчезли. Внутричерепное пространство заполнялось ощущением пустоты, по сравнению с которой даже абсолютная свобода не выглядела чем-то великим. Пустота была освежающей, очищающей, освобождающей. Все ненужные мысли, страхи, страдания стремительно покидали меня. Голова расправлялась, словно надутый мяч. А внутри разворачивалось и разворачивалось что-то трогательно мягкое и шелковисто нежное.

«Спасибо тебе, господи! — мысленно закричал я, вглядываясь в переливы серебра. — Спасибо за просветление. Спасибо всем силам, которые сделали ЭТО!»

Я не чувствовал ног, хотя знал, что стою. Я не хотел думать ни о чём, хотя мог думать. Пустота не мешала мыслям. Но большинство из них теперь не имело ни малейшего смысла.

Потому что когда тебе хорошо, о многом не думается. Зачем думать, когда и так всё просто замечательно.

Я посмотрел вниз. Внизу был снег. На снегу десятки раз отпечатались подошвы моих сапог. Сапоги тоже никуда не делись.

Я посмотрел на руки. Когда пальцы вертелись фонариками, что-то выбивалось из привычной картины. Я внимательно посмотрел. Дед Морозовская шуба исчезла.