К последней полуночи (повесть о настоящем Деде Морозе) - [17]

А сегодня ты неожиданно решила побыть Снегурочкой из сказки.

Почему ты согласилась? Почему решила отправиться со мной? Я ведь не предлагал всерьёз, а так, прикалывался, но ты дала шанс.

Впрочем, шанс ли это? Можно осторожно посматривать на тебя, идущую рядом, и раздуваться от гордости. Надо же, мальчик, тебе удалось завоевать неприступное сердечко. На самом-то деле сердечко всё так же далеко.

Наверное, не стоит усложнять и додумывать. Всё просто. Тебе хотелось поздравить подружек, и роль Снегурочки вполне подходила. Только требовался Дед Мороз, которому можно немного доверять. И которого не надо долго упрашивать. Готового взвалить мешок, ничего не требуя. Да и нет у него права требовать.

Вот и всё.

Из кабины заливалась новогодними прибаутками рекламная служба «Русского Радио». И снова звучали ёлочно-праздничные песни.

Новый Год к нам мчится,

Скоро всё случится,

Сбудется, что снится…

Теперь я уже знал, по каким причинам ничего не достаётся тем, кто так расстраивался по поводу незадачливой судьбы. Не обманули тебя. Просто не успел Дедушка Мороз. Попал на третью стадию. Или подарок выскользнул из разорванного мешка. Я знаю, тебе не нужны оправдания. Ты тоскливо ждал подарка долгие нудные годы. Ты так надеялся, что он расцветит жизнь сказочной радугой. Но тебе ничего не принесли. Тебе больно и трудно. Ты не видишь, как больно и трудно Деду Морозу, потерявшему твой подарок. Тебе это неинтересно. Два одиночества скорбят в ночи и ничего не могут сделать друг для друга.

Я Дед Мороз — борода из ваты.

Я уже слегка поддатый.

Мне сказали, меня здесь ждут,

Значит, будем догоняться тут.

Танцуем рядом с ёлкой,

А может быть, сосной.

Простите, только нет сейчас

Снегурочки со мной.

Мы вместе шли с Камчатки,

Но она ушла…

Значит, будем без неё.

Что же делать, ё-моё?

Грязный подтекст. Или замаскированная под улыбку боль о потерянной Снегурочке. Знает уже дедушка, что потерянные Снегурочки до добра не доходят. Знает, но ничего не поправишь. Поздняк метаться. Раньше призадумался бы. А теперь остаётся под общий смех смахивать в бороду злые слёзы.

В суетливых попытках «сохранить» мы не умеем видеть, что реально существуют лишь два варианта: «отпустить» и «потерять». Мы не умеем отпускать. Мы тянем время до последнего мига. И «отпустить» умирает, оставляя лишь «потерять».

Ты идёшь домой и ЗНАЕШЬ, что больше мне не позвонишь. А ещё НАДЕЕШЬСЯ, что и я больше звонить не стану. Никогда. Ты и не представляешь, насколько близка от истины.

Я отпустил тебя. Я успел отпустить.

Счастливого пути тебе, девочка!

Счастливого пути, моя Снегурочка!

Удачи, Самая Лучшая!

Я так хочу не думать о тебе. Не получается.

И, вываливаясь из светлого салона в морозную ночь, я не думаю о подарках и о тех, кто их ждёт. Я даже не боюсь Зимнего Снайпера и его третьей стадии. В тысячный раз я вычерчиваю перед глазами твой образ. Милое личико светится мягкой улыбкой. Пусть хоть в мечтах ты улыбаешься только для меня.

15

Скрипел снег, хрустели незадачливые ледышки, перемолотые в белую пыль моими беспощадными подошвами, а мир покачивался. Мне было плохо до одурения.

Голова наливалась тяжестью, словно кому-то удалось упихать туда двухпудовую гирю. То и дело сползал с плеча мешок. Расставаться всегда трудно. Но хуже всего расставаться, когда некуда идти.

Депрессия обостряет чувства. Жировая прослойка довольства, грубо сорванная событиями и фактами, обнажает нервы. Сквозь прорванную ткань привычного начинают проступать те грани мира, про которые и знать не хотелось. И каждая тебя по лицу, по лицу. Кто-то неведомый крутанул яркость и контрастность до предела, по-хозяйски врубил громкость на полную катушку и щелкнул выключателями, которые нормальным людям никогда не потребуются.

Кабы не было зимы,

А все время лето,

Мы б не знали кутерьмы

Новогодней этой,

Не спешил бы Дед Мороз

К нам через ухабы,

Лед на речке б не замерз,

Кабы, кабы, кабы…

Под позёмкой коварно притаился рыжий лёд, и приходилось ступать максимально осторожно. Не беда! Надо только представить, что в подошвах у тебя раскалённые мини-печки, которые мгновенно протаивают во льду лунки. Или острые шипы. И лёд сразу теряет силу.

Я шёл по улице, застроенной деревянными домишками, когда из подворотни меня окатило великое чувство страха. Тут даже вился не дымок, а словно прорвали паровой котёл. Кто-то прятался там и боялся до омерзения. Кому-то было едва ли не хуже, чем мне. И захотелось посмотреть на этого несчастливчика.

Я нырнул в темноту. Ну, и что тут у нас? Только тёмная бочка, притиснутая к двери. От бочки и исходил ни с чем не сравнимый аромат ужаса. Наливаясь отвращением, я ни с того ни с сего саданул по бочке. Ждал лязга о металл, но сапог словно ударил в подушку. Бочка застонала, чувство невыносимой опасности сменилось прерывисто сочащейся плаксивостью.

Не бочка это была, а Дед Мороз, перепуганный до смерти.

— Ну ты, братан, и сигналишь, — сказал я, чтобы разрядить обстановку. Собаки учуют, так по клочочкам разорвут.

Что ещё можно сказать человеку, которого ты невзначай обидел? Только показать, что происшедшее — ерунда, по сравнению с событиями, которые могли случиться, да не случились.