К изучению заговора и колдовства в России - [4]

. „Тетрадь въ полдесть ..на последнемъ листу написанъ крестъ вкругу, а втомъ кругу и около писано: святый Боже, святый Крѣпкій, святый Безсмертный, помилуй насъ ….„въ письмахъ заговоръ на столбцѣ… Русскаго письма Полского нарѣчія³⁾ „тетрадка въ четверть, въ ней писанныхъ пять листовъ, а писано статейками строки по три и по четыре, знатно гадательныя рѣчи, а на поляхъ противъ тѣхъ статеекъ писаны въ графицахъ оники маленкіе по двѣнадцати и больши и меньши… писаны заговорныя

14

и приговорныя рѣчи… шесть столпцевъ большихъ, да три по четверти столпца, да пять столпцовъ на сдиркѣ писаны… приличныя къ ворожбѣ рѣчи“¹⁾. Описавъ внѣшность „воровского письма“, приказный дьякъ переходилъ къ содержанію и давалъ ему опредѣленіе, при чемъ не ошибался въ описаніи рукописи; онъ точно различалъ, которая литературнаго, лѣчебнаго, заговорнаго или просто безсмысленнаго содержанія. „А по досмотру въ той книжке писано о Бове королевиче…“²⁾ „въ тѣхъ его Петровыхъ письмахъ написано нелѣпо жъ“³⁾. „Во 2-мъ письмѣ знатно заговоръ огражаютъ его ангелы Михайло и Гавріилъ тыномъ желѣзнымъ отъ земли до небеси. А къ чему тотъ заговоръ, того познать не почему, потому что конца не дописано“⁴⁾. Очевидно дьякъ судитъ о заговорѣ по внѣшнему строенію рѣчи. Особенности внѣшняго построенія заговоровъ настолько были хорошо знакомы, что если онѣ примѣнялись къ произведенію другого характера, то тотчасъ же распознавались: „…писанъ сонъ Богородицы заговоромъ на имя его же попа Андрея“⁴⁾ и тотчасъ же приводятся тѣ слова, которыя придаютъ написанному заговорный оттѣнокъ.

Не одни дьяки умѣли различать и опредѣлять „воровскія письма“, съ ними были знакомы люди разныхъ сословій и при случаѣ, подобно приказнымъ дьякамъ, безошибочно опознавали ихъ. У садовниковой жены Ѳедорки 15 лѣтъ въ коробьѣ лежала неизвѣстно кѣмъ подкинутая тетрадка въ 15 листовъ небольшихъ, обшитая въ кожицу, и что въ ней было написано, Ѳедорка не знала, но вотъ въ „великій постъ въ дому мужа ея мололъ солодъ гулящій человѣкъ Ивашко и, увидя тетрадку, посмотрѣлъ, отдалъ и сказалъ: „бѣда-де твоя, что ты такую тетрадку у себя держишь, не бралъ-ли де кто у тебя ее списывать: и буде не бралъ и ты-де ее брось или сожги; а буде ее кто бралъ и списывалъ, и тебѣде того дѣла просто поставить нельзя, возвѣсти-де про то

15

отцу своему духовному, это-де дѣло страшное…“¹⁾ „въ прошломъ во 178 году билъ челомъ и извѣщалъ Иванъ Леонтьевъ сынъ Лаптевъ; поднялъ онъ, Иванъ, на дорогѣ, къ Никольскому письма вражьи“²⁾. Не умножая примѣры, можно сказать, что письменный заговоръ былъ не менѣе устнаго хорошо извѣстенъ въ XVII в. людямъ различныхъ слоевъ общества, и его боялись настолько, что всякій исписанный клочекъ бумаги, а тѣмъ болѣе письмо, тетрадь являлись поводомъ къ обвиненію человѣка въ волшебствѣ:“… „привелъ на Елецъ въ приказную избу губный цѣловальникъ… человѣка съ книжкою… и тотъ приводный человѣкъ съ тою книжкою… роспрашиванъ“³⁾. Написанный заговоръ зашивали въ шапку носили на себѣ:“… „а онъ-де, Андрей, тѣ письма, зашивъ въ шапку, носилъ съ собою для того, чтобы ему отъ людей во всякихъ дѣлахъ было счастье…“⁴⁾ „а была-де та книжка на немъ, Гаврилкѣ…“⁵⁾. Письменные заговоры отнимались у обвиненныхъ и прикладывались къ судному дѣлу, но такъ какъ окончательный приговоръ обрекалъ ихъ на уничтоженіе, то значительное количество ихъ (судя по дѣламъ о волшебствѣ) пропало безслѣдно. Обычное заключеніе, рѣшавшее судьбу писаннаго заговора, было таково: „а воровскія письма его руки сжечь у него на спинѣ, чтобы впредь неповадно было такимъ воровскимъ заговорамъ учиться и писать“. Лишь случай, какъ напримѣръ въ дѣлѣ № 1133 Приказнаго стола, сохранилъ какимъ то образомъ точныя записи заговоровъ, сдѣланныя разными почерками, на разныхъ по размѣру листкахъ бумаги. Нѣкоторые заговоры сохранились въ столбцахъ, переписанные дьяками⁶⁾, или же изложенные ими въ косвенной рѣчи, или просто перечисленные по

16

содержанію¹⁾. Обладаніе письменными заговорами влекло за собою различныя наказанія, включая сюда и сожженіе виновнаго въ срубъ, и все таки, не смотря на страхъ тюрьмы, кнута, смерти, „воровскими письмами“ пользовались широко и списывали ихъ для своего употребленія при всякомъ удобномъ случаѣ. „А съ пытки Петрушка Поповъ… говорилъ… что то воровское письмо писалъ со словъ гулящаго человѣка Артюшки Плохова на имя Петрушки Карнѣева у брата его… въ банѣ“²⁾. „И тотъ волшебникъ, Прохорка Козариновъ, въ распросѣ сказалъ… что-де писалъ… волшебное письмо онъ, Прохорка, у того у Левки“³⁾. Мишка Свашевскій… „списывалъ… тѣ черные книги съ тѣхъ книгъ, каковы были у боярина у Артемона Сергѣевича Матвѣева“⁴⁾…„а на Тулѣ де-онъ, Павелъ о приворотномъ письмѣ въ распросѣ сказалъ, то-де письмо его руки выписалъ онъ изъ розыскнаго дѣла Алексѣевыхъ людей Тараканова изъ распросу Минки Буслаева съ товарищи, которые въ 720 г. по розыску кажнены смертью“⁵⁾. Судебное слѣдствіе, стараясь дознаться, откуда списанъ тотъ или другой заговоръ, привлекало къ допросу многихъ людей, и изъ показаній ихъ отчетливо выясняется, что „еретическія письма“, подобно устному заговору, распространялись среди самаго разнообразнаго общества и иногда совершенно случайно попадали въ руки обвиненныхъ. Начиная съ боярина и кончая гулящимъ человѣкомъ, каждый могъ имѣть „воровское письмо“ и употреблять его по своему усмотрѣнію. Изъ судебныхъ бумагъ можно видѣть и то, что въ нѣкоторыхъ случаяхъ устный заговоръ ложился въ основу письменнаго. Заговоръ записывался со словъ, а потомъ уже переписывался и хранился не въ памяти, а на бумагѣ: „да у него жъ Артюшки тѣмъ заговоромъ учился заговаривать Козельскаго уѣзда села Коробокъ помѣщикъ… Булгаковъ и тѣ заговоры…