И Все содрогнулись.
Но только ТАК, такой ЖЕСТОКОСТЬЮ возможно было выправить грозящий развалиться, рассыпаться Мир. Так, восседавшие в Совете, скорбя, объявили всем. И не было другого пути. Так ЗНАЛИ Все…
Он очнулся. Наконец он очнулся.
Устало встал, рассеяно ища вокруг взглядом. Медленно нагнулся, тяжело опустился на колено, подобрал то, что когда-то было мечом Бога – основой меча Бога, его сердцевиной – почерневший металл, изъеденный рытвинами и выбоинами, в бесчисленных местах перерубленный почти вдвое (тоненькие – с волос – разрезы порой едва не касались друг друга), но все такой же прямой. И гордый. И острый. Очень острый. Острее острого – с неосторожных пальцев закапала кровь.
Пошатываясь, поднялся. Хромая, едва добрел, волоча Меч вслед, до ближайшего крупного, из рассыпавшихся вокруг, каменного блока. И сел, почти упал возле него, безвольно привалился спиной к его запекшейся застывшей лавой, поверхности. Сел и замер, изнеможенно опустив руки на обнаженный клинок, теперь покоившийся поперек его бедер.
Потрясенный. Вымотанный дотла.
Он вспоминал. Он искал…
Утомленно я прикрыл глаза – дальше в этой Его жизни следить за ним я не вправе.
Когда-нибудь Он воссоединит в себе себя и всех своих братьев. И прозреет. И станет равным мне. И войдет за истиной к Богам и Высшим, и Другим, и Высшим Что Над Всеми. И придет ко мне. И поймет. И простит меня, сотворившего ЭТО.
И станет мной. А я устал. Я усну. Исчезну. Растворюсь в собственных снах.
Из великого горя родится равный мне…
А ты плачь, малыш. За нас обоих. За нас всех.
Вот Бытие…
И вот Небытие.
Вот Жизнь и Смерть – стоят и ждут ответа,
К кому из них ты обратишь свои стопа?
Что по сердцу тебе? Холодный Мрак могил,
Иль Луч живительного Солнечного Света?
( Надпись, выбитая над входом Храма Поминовения ВСЕХ Усопших: Растений, Животных, Людей, Богов, Надбогов, Других и Драконов.
