Изжитие демиургынизма - [45]

Шрифт
Интервал

Побушевали потоком в голове лесника-крестьянина недозволительные мысли и тут же поглотились волшебством летней ночи. Надо о дне сущем думать, вольнодумство мужику не помощник. За делом, за работой привычной и оседает всякая его недужность, как муть в реке после поќловодья. Рыбки-то в неотстоявшейся воде кто-то всласть и половит. Иному и не быть, коли свое мирское миром не бережется… Вроде и поуспокоился от такой вынужденной смиренности в себе. Хотя где-то в подспуде и оставалось: ты и тут, в своей смиренности, под рабски-сатанинским высмехом. Но и раб, если он за своим делом во свободе, вольным на этот миг себя и осознает. Мысль нашла из разговоров-фи-лософствований городской родни с высмехами над собой. Кто вот они сами-то эти деревенско-городские, обозванные гегемонами?.. Тоже поќловинчатые. В каждом из нас чего-то по половинке. Цельного ни в ком ничего нет. И надо вот выбирать и оберегать лучшую половинку в себе, коя от Сотворителя изживать то, что от совратителя — самого сатаны… Но это были уже примирительные мысли в себе, наве-янные тишиной ночи.

Комнату наполнял запах тополей, берез, цветущих лип. Все дары неќистребимой жизни и входили в тебя через эти запахи. Дышали им все Корнины, кои жили тут до тебя. И ты уже не один с осознанием этого, а как бы в едином мире с ними… Но тут же эти мысли о мирским, руќша их, назойливо врывалось, как тленый смрад, тревожное: "А верно ли то, на что твоя надежда?.. Если цивилизацию не цивилизировать с ка-ждым днем, то она, как все старое, одряхлеет и вымрет?.." Опять лезли в голову досужие речения городской родни, все понимающей и все видящей. Но по-их "цивилизирование" нас кто-то должен проделать за нас самих. А тебе одно — ждать ее настания. Все и пойдет опять по-чужому, не в лад с тобой и делом твоим… Обнадеживало одно — неистовая вера в себя истых мужиком: "Пока в земледельце не изжито бережение земли — гибели нет!" Это вера и дедушки, и Старика Соколоќва, Коммуниста во Христе. И опять противостояние твоим мыслям в тебе же самом второго твоего "я": "Вера усматривает и неверие — соблазны сатаны-рушителя. И праведному в тебе "я" надо быть постоянно готовым к его проделкам, всяким вредностям тебе". Вот какая сумятица может втемяшиться в голову мужику, колхозному крестьянину, когда он начинает перебирать в себе ту жизнь, в кою его втюрили посулами о светлом будущем. Без дум-то своих ежечасных крестьянин-заботник никогда не жил, а тут под игом соблазнов, все твое мужицкое а сторону. И уже нет в тебе вольной заботы о бережении общинного мира… И ты

соблазняешься: не хлебопашцу, тому, кто не с землей, а только возле нее, вроде и легче жить. Все ладно — землетрясения нет!.. А каково вот при таком тебе самой земле?..

Покоряясь главной своей мысли, что порядок от труда и в труде, Дмиќтрий как-то само собой задумался о смысле своего жития-бытия. Не ноќвы они, эти раздумья. И де-душку, отца, не покидали. Но вот с каждым новым "посещением" тебя — они приводят к прежнему: к дому своему, к полям, в коих твоя надежда, к лесу, к деревьям, вроде и без видиќмой пользы растущим вокруг дома, к кедрам отца, высаженным рощицей в Каверзи-но, к дубкам на берегу Шелекши, к огороду своему, к пчелам. Много это — или мало для тебя?.. И так ли уж все это

твое?.. И тогќда какой прок от этого тебе, утешающемуся другим, тебе как бы под-сунутым… Но разве может обойтись и без вольного крестьянина, а знаќчит и без истинного творца — земной люд?.. Без многого другого может, а без тебя, крестьянина-хлебопашца — нет!

Вроде бы все просто. И все это должно быть всем ясно!.. Но вот поди ты!.. Не осознается такое. И жизнь идет в разлад, переваливаясь через пень-колоду…

Под эти невеселые, но уже привычные, смиренные и тихие мысли он и задремал. И уснул сном блаженного, сотворившего молитву: "Не поќкинь меня в надежде вера праведная…" И то ли уже во сне, то ли еще в дреме, наяву, уловило ухо остерегающе и тревожное пение пчелы над ухом. И будто кем подсказалось: это все та же самая пчела, что отќгоняла от своего жилища — красного домика, Сашу Жохова. Чуяла в нем зло и стерегла всю свою пчелиную семью вроде как от беды. Теперь меня вот остерегает.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ


1


И нашел сон, который оказался вещим. Несказанной красоты сад. Все в нем сочно зеленело и цвело. Цвет тут же превращался в плоды. Они наливались, зрели по мере того, как он с любовью смотрел на них, не помышляя сорвать до времени. Это сотворяло одно только его желание о том, чтобы вечно оставался таким этот сад. "Это райский сад, — под-сказал беззвучный голос из глуби самого этого сада. — Плоды его нельзя брать с не-чистыми помыслами в себе. Он — от вечности. Его держит разумность сотворенной приро-ды, Господне Провидение"…

Рассудок Дмитрия Даниловича был занеаолен земными опасениями. И во сне он не мог отойти от них. Тревожась, подумал: "Как можно остаќвить такой сад без охраны. Сгубят все только потому, что такого сада нигде нет, он лучше других и лучше твоего. Все и бросятся к нему безќрассудно, стараясь опередить друг друга. Кому-то покажется, что меќньше другого отхватил, и обуяет зависть… Только если Нетленный Божественный Дух высшей волей оградит человека от гибельных для него же самого помышлений. Но тогда этот сад не для наших людей. Их-то не усоќвестит и Божья воля. Они выбирают зло, а не добро… Природа все сотворяет в ладе. Но мы вот не способны сотворенное ею оберечь. Жадны, завистливы, вороваты… Выходит, что этот сад только для чистой дуќши? Но зачем он одной душе без тела?.. Значит он для показывания человекам. Для испытания их искушением и соблазном к греху. Если так, то рядом где-то затаился злой дух, рушитель. Душе-то праведной не резон человека к пороку подталкивать. Да и самим человекам грешќно бы завидовать Божьей красоте и рушить ее. Выходит сад этот для того, чтобы побудить человека, возжаждать создать подобное сотворенному Всевышним. Тогда ладно, пусть так и будет!.. Но сотворение такой красоты — это удел избранных, одолевших соблазн чистой душой".


Еще от автора Павел Иванович Кочурин
Преодоление

Роман Павла Кочурина «Преодоление» посвящен ветеранам Великой Отечественной войны. В центре его — образ Николая Костромичева, вернувшегося с войны инвалидом. Фронтовая закалка, высокое гражданское мужество, чувство большой ответственности перед молодым поколением помогают герою романа преодолеть все невзгоды, принесенные войной, и прочно обрести свое место в мирной жизни.


Коммунист во Христе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Затылоглазие демиургынизма

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».