Изяслав - [138]

— Пусть его выслуживается, — процедил сквозь зубы Вышата, — пока Изяслав не придёт в себя… а он скоро опомнится!

— Конечно! — отвечал как бы нехотя Чудин. — Дело клонится к тому, что скоро мы не будем знать, кто княжит у нас на Руси — Болеслав или Изяслав?.. Всеслав бежал, а на его место беда принесла ляхов.

Наступило минутное молчание.

— Да, навёл ляхов, — продолжал, помолчав, Чудин, — на свою голову… Жрут наш хлеб, насилуют женщин, Бог весть чем ещё кончится эта ляшская дружба…

Вышата разозлился.

— И зачем это князь держит при себе этих ляхов? — воскликнул он. — К чему он пьёт с ними и охотится?.. Гнать бы их прочь… Ведь мы прежде обходились без ляхов и теперь можем жить без них.

— Ещё бы не жить! — поддакивал Чудин. — Как прогнать их… Он не смеет: ляхи посадили его на отцовский стол.

Они опять замолкли. Чудин исподлобья посматривал на Вышату, как бы желая убедиться, какое впечатление произвели его слова, но Вышата молчал. Видно было, что каждый думал про себя и скрывал свои мысли. Но Чудину хотелось прощупать своего спутника.

— Впрочем, не ахти как трудно избавиться от ляхов, — пробурчал он под нос, — русских много, ляхов мало…

— Не драться же нам с ними.

— Драться!.. Гм! Всё может быть…

Вышата бросил на Чудина недоверчивый взгляд.

— Сами-то не уйдут, — отвечал он, — им привольно у нас, а Изяслав не прогонит… не посмеет…

Боярин улыбнулся и, наклонившись к уху Вышаты, таинственно сказал:

— Князь давно прогнал бы их ко всем чертям, да только он не хочет накликать беды на свою голову. Отпусти он ляхов, так Всеслав коршуном набросится на Русь, а пока ляхи здесь — боится.

— Коли так, то нечего делать… либо брататься с ляхами, либо…

Чудин сычом посмотрел на Вышату.

— Есть средство, — сказал он. — Убирать их по одному, так, чтобы и родная матушка не могла отыскать костей!

Вышата отпустил поводья лошади, свободно шедшей по узкой лесной тропинке, и молча разгладил усы и бороду.

— Этаким путём мы ничего не достигнем! — заговорил он. — Пока этот королёк будет сидеть у нас, — он показал рукою в направлении Красного двора, — до тех пор мы не успокоимся. Одних уберём, ему пришлют других.

Лицо боярина Чудина в оспинах, поросшее волосами, просияло. Он улыбнулся во весь рот, растянув его до ушей, потом громко рассмеялся. Эхо подхватило его голос и разнесло по Дебрям.

— Ты говоришь словами Изяслава, — заметил он. — Сегодня после пира, когда Варяжко уже успокоился и Болеслав уехал домой, князь мигнул мне, чтобы я подошёл к нему. «Скверное дело, — сказал он. — Болеслав расположил к себе сердце киевлян! Пока он будет сидеть на Красном дворе…» Князь не кончил, но я угадал его думу.

Чудин как бы умышленно поджигал Вышату.

— Да, ты прав! — воскликнул последний. — Довольно нам дружиться с ляхами!..

Его губы сжались, и две глубокие складки образовались над носом. Он стиснул кулак и, грозно махая им в воздухе, произнёс:

— Я скоренько бы справился с ними!..

Боярин широко улыбнулся, бросил взгляд вокруг, как бы желая убедиться, не подслушивает ли их кто, нагнулся к Вышате и вполголоса сказал:

— Князь Изяслав так же думает… Он сам мне сказал: «Слушай, Чудин, если Вышата не свернёт головы корольку, который ухаживает за нашими девушками, так уже, видно, никто не свернёт…»

— Откуда князь-то знает, что ляхи сидят у меня вот здесь? — спросил Вышата, помолчав и показывая на затылок.

Чудин искоса посмотрел на Вышату.

— Как откуда?.. Ты имеешь право, — потом неохотно прибавил: — И возможность… Король и вся его дружина у тебя под боком… Ты можешь воспользоваться случаем… Князь всё это знает.

Разговор опять оборвался. Оба ехали молча по лесной тропинке. Было прекрасное тихое утро. Солнце только начало всходить, пронизывая золотистыми лучами лесную чащу и отражаясь бриллиантовым блеском в каплях утренней росы, повисшей на листьях деревьев. Это была тишина просыпавшегося дня: до их слуха доносились крики летящих лебедей, гусей и уток, они прерывались пением и чириканием мелких лесных пташек. Время от времени громко стучал дятел, слышался голос чёрного дрозда, пробудившегося от ярких лучей солнца, а издалека, из гущи высоких лип Крещатой долины, со стороны Кловского ущелья, доносились соловьиные трели, рассыпавшиеся в Дебрях. В тростниковых зарослях болот не переставая квакали лягушки.

Всадники вслушивались в это шумно пробуждавшееся утро, продолжая свой путь по тропинке, ведшей коротким путём к Берестову. Фыркали их лошади, вдыхавшие утренний свежий воздух.

Каждый думал свою думу, оба хранили глубокое молчание. Они уже подъезжали к горе, из-за которой виднелся угол Соколиного Рога, как вдруг Чудин нарушил молчание:

— Однако соловьи славно приветствуют Добрыню с добрым утром…

По-видимому, боярин хотел снова завязать разговор с какою-то особенною целью.

При имени Добрыни Вышата быстро обернулся.

— Добрыню!.. — повторил он и невольно взглянул в сторону Клова. — Разве он ещё там?.. Ведь говорили, он ушёл в Псков.

— Да где же ему быть?.. Ходил в Псков, да едва унёс оттуда свои ноги… Там не любят шутить… Князь Глеб приказал своим отрокам казнить всех колдунов… Наш старик и сбежал.

— Давно он вернулся?