Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца - [24]
Берганца. Если ты имеешь в виду того, кто с редкостной силой заставил звучать гигантскую северную арфу, кто с истинным призванием и вдохновением дал жизнь великому герою Сигурду[32], так что его блеск затмил все тусклые сумеречные огоньки нашего времени, а от его могучего пинка свалились пустыми и бестелесными все те доспехи, которые обычно принимали за самих героев, если ты имеешь в виду этого, то я с тобой согласен. Он господствует как неограниченный властелин в волшебном царстве, чьи причудливые образы и явления покорно подчиняются его могучему зову волшебника, и — однако в этот миг мне, по какому-то особому совпадению мыслей, пришла на ум картина или, вернее, гравюра, которая, если истолковать изображенное на ней не прямо, а немного иначе, выразит, на мой взгляд, истинную внутреннюю сущность таких поэтов, о каких мы сейчас говорим.
Я. Говори, дорогой Берганца, что это за картина?
Берганца. У моей дамы (ты знаешь, что я имею в виду ту поэтессу и мимическую артистку) была одна очень красивая комната, украшенная хорошими оттисками так называемой Шекспировой галереи[33]. Первый лист, как бы пролог, изображал рождение Шекспира. Мальчик с серьезным, высоким лбом, глядя на все светлыми, ясными глазами, лежит в середине, а вокруг него страсти, что ему служат, — страх, тоска, ужас, отчаяние в жутких изображениях, они угодливо жмутся к ребенку, словно прислушиваясь к его первому звуку.
Я. Но как это относится к нашим поэтам?
Берганца. Разве нельзя без всякого нажима истолковать эту картину так: «Смотрите, как природа во всех своих явлениях покорствует детскому нраву, как даже страшное, ужасное склоняется перед его волей и его словом и признает, что лишь ему предоставлена эта величайшая сила».
Я. С такой точки зрения я поистине никогда еще не рассматривал эту хорошо известную мне картину, однако должен признать, что твое толкование не только уместно, но, кроме того, и весьма живописно. Вообще у тебя, по-видимому, очень живая фантазия. Однако! Ты еще не дал мне объяснения касательно так называемого пятнистого характера.
Берганца. Это выражение не очень-то подходит для обозначения того, что я, собственно, имею в виду, между тем оно порождено ненавистью, какую я питаю ко всем пестро-пятнистым тварям моего сословия. Я нередко трепал за уши кого-нибудь пегого лишь потому, что из-за своего бело-коричневого окраса он представлялся мне презренным крапчатым шутом. Смотри, дорогой друг, среди вас так много людей, которых называют поэтами и которым нельзя отказать в наличии ума, глубины, даже в наличии души, которые, однако, словно поэтическое искусство — это нечто совсем иное, нежели жизнь самого поэта, под воздействием любой подлости в повседневной жизни сами легко идут на подлость, а часы вдохновения за письменным столом тщательно отделяют от всей прочей своей деятельности. Они себялюбивы, своекорыстны, плохие мужья, плохие отцы, неверные друзья, а в то же время, отдавая в набор очередной лист, благоговейными звуками провозглашают все самое святое.
Я. Да какое значение имеет частная жизнь, если человек — только поэт и остается поэтом! Откровенно говоря, я согласен с племянником Рамо, который предпочитает автора «Гофолии» добропорядочному отцу семейства.[34]
Берганца. А меня бесит, что у поэта, как будто бы это некая дипломатическая особа или просто какой-то делец, всегда отделяют частную жизнь от какой-то другой — от какой? — жизни. Никогда не дам я убедить себя в том, что тот, кого поэзия за всю жизнь не возвысила надо всем низменным, над жалкими мелочами житейских условностей, кто не обладает добротой и великодушием, — истинный поэт, рожденный внутренним призванием, глубокой потребностью души. Я всегда сумею найти что-то, способное объяснить, каким образом то, что он провозглашает, попало к нему извне и заронило семя, которое затем подвижный дух, живая душа претворили в цветы и плоды. Всегда почти какая-нибудь погрешность, пусть то будет только безвкусица, вызванная влиянием чужеродного украшения, выдает недостаток внутренней правды.
Я. Итак, это и есть твой пятнистый характер?
Берганца. Разумеется! У вас есть — я едва не сказал «был» — поэт, чьи сочинения часто дышат благочестием[35], проникающим в душу и сердце, и кто между тем вполне может сойти за оригинал того мрачного портрета, какой я нарисовал с пятнистого характера. Он себялюбив, своекорыстен, вероломен по отношению к друзьям, которые с ним добры и порядочны, и я возьму на себя дерзость утверждать, что лишь следование однажды возникшей навязчивой идее, без настоящего внутреннего призвания, побудило его ступить на тот путь, который он избрал для себя навсегда. Быть может, он допишется до лика святого!
Я. Это для меня загадка!
Берганца. И пусть она остается неразгаданной! Ты не найдешь у меня ни одного белого волоса — я сплошь черный, — вот и спиши на это мою глубокую ненависть ко всему пестрому. И что это была за блажь — держать себя за Деву Марию!
Я. Ты перескочил на что-то новое?
Берганца. Наоборот! Я все о том же. Иоганнес Крейслер однажды в моем присутствии рассказывал своему другу, как некогда сумасшествие матери сделало сына поэтом самого благочестивого толка. Эта женщина вообразила, будто она Дева Мария, а ее сын — непризнанный Христос, который ходит по земле, пьет кофе, играет на бильярде, но грядет время, когда он соберет своих верных и вознесет их прямо на небо. Живая фантазия сына усмотрела в безумии матери намек на свое высокое призвание. Он почел себя избранником Божиим, коему надлежит провозгласить откровения новой очищенной религии. С той внутренней силой, какая побудила его посвятить жизнь открытому в себе призванию, он мог бы стать новым пророком и уж не знаю кем еще. Однако, при его природном слабосилии, при его приверженности к заурядному в обыденной жизни, он счел более удобным выражать это свое призвание только в стихах и, наконец, совсем от него отрекаться, когда видел в нем угрозу своему бюргерскому существованию. Ах, друг мой! Ах!
В книгу великого немецкого писателя вошли произведения, не издававшиеся уже много десятилетий. Большая часть произведений из книг «Фантазии в манере Калло», «Ночные рассказы», «Серапионовы братья» переведены заново.
В романе "Эликсиры сатаны" (1815-1816) действительность представлена автором как стихия тёмных, сверхъестественных сил. Повествование, ведущееся от имени брата Медарда, монаха, позволяет последовать по монастырским переходам и кельям, а затем по пестрому миру и испытать все, что перенес монах в жизни страшного, наводящего ужас, безумного и смехотворного… Эта книга являет удивительный по своей глубине анализ деятельности человеческого подсознания.
Герой этой сказки Перегринус Тис, сын богатого франкфуртского торговца, решительно не желает «чем-то сделаться» и занять подобающее ему место в обществе. «Большие денежные мешки и счетные книги» смолоду внушают ему отвращение. Он живет во власти своих грез и фантазий и увлекается только тем, что затрагивает его внутренний мир, его душу. Но как ни бежит Перегринус Тис от действительной жизни, она властно заявляет о себе, когда его неожиданно берут под арест, хотя он не знает за собой никакой вины. А вины и не надо: тайному советнику Кнаррпанти, который требовал ареста Перегринуса, важно прежде всего «найти злодея, а злодеяние уж само собой обнаружится».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Увлеченный музыкой герой-повествователь знакомится со страстно влюбленным в музыкальное искусство знатоком.
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.Г-н Дапсуль фон Цабельтау богат одними возвышенными знаниями об оккультных предметах, хозяйством его не без успеха занимается дочь, фрейлейн Аннхен.
Автобиографический роман, который критики единодушно сравнивают с "Серебряным голубем" Андрея Белого. Роман-хроника? Роман-сказка? Роман — предвестие магического реализма? Все просто: растет мальчик, и вполне повседневные события жизни облекаются его богатым воображением в сказочную форму. Обычные истории становятся странными, детские приключения приобретают истинно легендарный размах — и вкус юмора снова и снова довлеет над сказочным антуражем увлекательного романа.
Крупнейший представитель немецкого романтизма XVIII - начала XIX века, Э.Т.А. Гофман внес значительный вклад в искусство. Композитор, дирижер, писатель, он прославился как автор произведений, в которых нашли яркое воплощение созданные им романтические образы, оказавшие влияние на творчество композиторов-романтиков, в частности Р. Шумана. Как известно, писатель страдал от тяжелого недуга, паралича обеих ног. Новелла "Угловое окно" глубоко автобиографична — в ней рассказывается о молодом человеке, также лишившемся возможности передвигаться и вынужденного наблюдать жизнь через это самое угловое окно...
В романах и рассказах известного итальянского писателя перед нами предстает неповторимо индивидуальный мир, где сказочные и реальные воспоминания детства переплетаются с философскими размышлениями о судьбах нашей эпохи.
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.
«Ботус Окцитанус, или восьмиглазый скорпион» [«Bothus Occitanus eller den otteǿjede skorpion» (1953)] — это остросатирический роман о социальной несправедливости, лицемерии общественной морали, бюрократизме и коррумпированности государственной машины. И о среднестатистическом гражданине, который не умеет и не желает ни замечать все эти противоречия, ни критически мыслить, ни протестовать — до тех самых пор, пока ему самому не придется непосредственно столкнуться с произволом властей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В первый том Собрания сочинений Э.-Т.-А. Гофмана (1776–1822) входят «Фантазии в манере Калло» (1814–1819), сделавшие его знаменитым, пьеса «Принцесса Бландина» (1814) и «Необыкновенные страдания директора театра» (1818).«Крейслериана» — цикл очерков и критических статей, написанных с 1810 по 1815 г. С него, по существу, начинается немецкая романтическая музыкальная критика, и он обстоятельно раскрывает ряд важных элементов эстетической программы Гофмана.
Среди общества, собравшегося перед Новым годом, герой-рассказчик встречает свою утраченную возлюбленную. Он потрясен переменой в ней и спасается бегством. Блуждая по Берлину, он заворачивает в погребок на Унтер-ден-Линден и знакомится с удивительными посетителями. Один из них преследует героя, записывает странную историю своей жизни и дарит рукопись рассказчику.
В первый том Собрания сочинений Э.-Т.-А.Гофмана (1776–1822) входят «Фантазии в манере Калло» (1814–1819), сделавшие его знаменитым, пьеса «Принцесса Бландина» (1814) и «Необыкновенные страдания директора театра» (1818).Среди общества, собравшегося перед Новым годом, герой-рассказчик встречает свою утраченную возлюбленную. Он потрясен переменой в ней и спасается бегством. Блуждая по Берлину, он заворачивает в погребок на Унтер-ден-Линден и знакомится с удивительными посетителями. Один из них преследует героя, записывает странную историю своей жизни и дарит рукопись рассказчику.
Рассказ «Дон Жуан» впервые напечатан в Лейпцигской «Всеобщей музыкальной газете», позднее был включен Гофманом в первый том «Фантазий в манере Калло». Жак Калло (1592–1635) — французский художник, оказавший большое влияние на Гофмана, впервые познакомившегося с собранием его гравюр в Бамберге. Гофману был особенно близок ранний период творчества Калло, когда художник обнаруживает пристрастие к карикатурно-фантастическому изображению мира людей и животных, выступает мастером гротеска.Рассказ написан в форме письма к другу от лица странствующего энтузиаста, влюбленного в музыку романтика и мечтателя, навеян постановкой оперы Моцарта «Дон Жуан» на сцене бамбергского театра.